Прошло секунд тридцать. Вопросов так и не последовало. До Рокотова дошло, что он может так хоть до конца рабочего дня просидеть в тишине, если не возьмет разговор в свои руки.
– У меня есть к тебе просьба, – произнес он. Элла на мгновение оторвалась от компьютера и бросила на него быстрый взгляд, в котором все также отсутствовали эмоции. – И касается она твоей профессии.
Девушке пришлось прекратить это бесполезное занятие – игнорирование блондинистой заразы. Парень был упертым и так просто сдаваться не собирался. Чем раньше она его выслушает, тем быстрее он прекратит раздражать ее своим присутствием.
– Какая? – устало поинтересовалась Элла, осознавая, что он все-таки победил. Это было обидно, но не смертельно. В конце концов, насколько она понимала, Матвей – близкий друг сына ее начальницы. Нарываться особо не стоит, мало ли что? Она не в том положении сейчас, чтобы показывать свой характер.
– Я бы хотел попросить тебя оценить одну вещь, – Рокотов положил на стол пакет и достал оттуда коробку. В нее заботливо была упакована небольшого размера ваза с восточным орнаментом. Яркие, сочные краски радовали глаз.
– Тебя интересует, настоящая она или нет? – поинтересовалась Элла, осторожно беря вещицу в руки.
– Мне сказали, что это середина девятнадцатого века, – уверенно солгал Матвей. Ему было интересно, сможет ли девушка распознать подвох.
Элла осмотрела вазу со всех сторон, достала лупу, внимательно изучая орнамент. Затем уверенно заявила:
– Мейсенский фарфор. Подлинный, – осторожно провела пальцем по логотипу со скрещенными кобальтово-синими мечами. – И настолько же современный, насколько и подлинный.
– Ты уверена? – усомнился Матвей, невольно ловя себя на том, что не сводит глаз с тонких пальчиков девушки, словно ласкающих фарфор. Изящные, длинные, унизанные элегантными кольцами, они, казалось, были созданы для того, чтобы играть музыку. – Когда я покупал, утверждали, что это девятнадцатый век, – вновь повторил он.
Его упертость вызвала лишь недовольное поджатие губ, но и только. Голос Эллы прозвучал ровно:
– Вынуждена сообщить, что тебя обманули. Но если сомневаешься в моей компетенции, можешь обратиться к любому другому искусствоведу, – и очередная вежливая улыбка, которая уже действовала на Рокотова как красная тряпка на быка. Во всяком случае, ничем иным он не мог объяснить свою следующую неосторожную фразу:
– Да нет, теперь-то я как раз в твоей компетенции не сомневаюсь. Ты прошла проверку, – и Матвей, чувствуя себя хозяином положения, закинул ногу на ногу и довольно усмехнулся. А вот это он зря. Зеленые глаза собеседницы опасно прищурились:
– Будь любезен, уточни, пожалуйста, о какой проверке идет речь?
Не будь Матвей так сосредоточен на подавлении собственных эмоций, он бы, наверное, был куда как деликатнее. Но вкрадчивые нотки его не насторожили, Рокотов просто бухнул с места в карьер:
– Ваза – это была проверка. Мне нужно было убедиться, что ты действительно хороший специалист. Поэтому я и подсунул тебе и не совсем подлинник, и не фальшивку. У меня очень важное дело, которое я не могу доверить непонятно кому. На кону стоит честь и документы моей семьи.
А вот это уже была ничем не прикрытая наглость. Мало того, что он приперся к ней со своей просьбой, на которую она, мягко говоря, не напрашивалась, так еще вздумал ее проверять, намеренно надеясь поймать на некомпетентности! Это было почти обидно и откровенно злило. Вот он серьезно считает, что с таким подходом она действительно будет ему помогать? После откровенного обмана с его стороны? И ведь не постеснялся признаться! С его стороны это было, мягко говоря, неэтично.