Алиса тогда перепугалась до потери пульса, у Барашкова был жуткий вид.

– Надо же! – воскликнула я.

Алиса махнула рукой:

– За кулисами народ чумовой, нормальных нет! Хуже всего нам, реквизиторам, гримерам и прочим, приходится, потому что по любому поводу мы получить можем. У каждой особи свой прибамбах. Карлин, например, требует, чтобы гример его перед выходом на сцену перекрестил, причем стоя в одном, строго определенном месте: у пожарной лестницы. Мартова может в обморок упасть, если в руках красную расческу увидит, по ее мнению, это верный признак предстоящего провала. Если гример или костюмер годами в одном коллективе работает, то он, конечно, все задвиги актеров великолепно изучит и постарается не попасть впросак. Но у нас-то текучка! Никому неохота за гроши ломаться, поэтому каждый божий день здесь пляска с дракой. В воскресенье Лидочка, она на твоем месте служила, Евгению Ошуркову вместо чая перед спектаклем кофе принесла. Женя чуть в обморок не упал, еле-еле на сцену выполз, ну и, ясное дело, сыграл хуже некуда.

После спектакля Ошурков схватил Батурина и завизжал:

– Что я мальчик! Двадцать лет на сцене, а сегодня провалился! Уволить Лидку! Знаете ведь – мне кофе за кулисами пить нельзя, точно ссыплюсь.

Никакие уговоры Юлия на него не подействовали.

– Или я, или она, – твердил Евгений, пришлось Лидочке покинуть театр.

Я вздохнула, теперь понятно, отчего Юлий не стал особенно интересоваться моими документами, директор хорошо знает: гримерша в коллективе долго не задержится. Ну с какой радости тратить время на проверку новой сотрудницы, если она «проживет» в театре пару недель?

– Лидуську выперли, а чем она виновата была? Ее никто про кофе не предупредил, – грустно продолжала Алиса.

– Но я красных расчесок в руках не держала, а семечки не люблю!

– Небось не стала Щепкину слушать, – перебила меня Алиса, – у Соньки свой прибамбах, ей необходимо перед спектаклем выговориться, схватит человека, посадит рядом и давай сплетни мыть. Впрочем, это даже интересно, но утомительно, притом следует молчать, не шевелиться, а на каждый вопрос нашей звезды: «Ты меня слушаешь?», необходимо давать ответ: «С огромным интересом!» Она натреплется и сама остановится.

– Так я и поступила, очень внимательно ее выслушала! А потом взялась за грим!

– Чем же ей не угодила? – удивилась Алиса. – Щетка у Соньки признак крайней злобы!

– Понятия не имею.

– Ну-ка вспомни последовательность событий.

– Сначала она про Жанну рассказывала, про смерть Бурской.

– Да уж, – скривилась Алиса, – ситуация, однако! Очень странная!

– Почему? – насторожилась я.

Реквизитор налила себе еще кипятка в чашку.

– Понимаешь, – протянула она, – вода и посуда моя забота. Кулакова подходит к кулисе, а там, на столике, уже все готово, причем народ знает – это для сцены, брать нельзя. Для этого и столик поставили, что на нем стоит – не трогают, правило соблюдают свято, иначе спектакль тормознуться может. Нужен, допустим зонт, а его кто-то уволок, за новым бежать уже времени нет, поэтому народу в голову четко вложено: со стола ничего не хапать, там частенько харчи лежат, по ходу действия актеры едят.

– По-настоящему? – заинтересовалась я.

– Конечно.

– А если не хочется?

Алиса тихонько засмеялась.

– Такого не случается, и пьют по-взаправдашнему.

– Спиртное?!

Алиса покачала головой:

– Вот это единственный момент, когда в бутылке туфта: коньяк – крепкий чай, водка – минералка без газа. Шампанское, правда, частенько натуральное, его иногда по ходу действия прямо на сцене открывают, пена должна из горлышка бить. Значит, про столик ты поняла?