– Кто? С кем ты была? Убью…

– Она лгала… – захлебывалась от рыданий Ирина.

– Сука! – шипел отец, думая, что его не слышат. – Блудливая кошка! Подстилка! Ты у меня на пузе будешь ползать! Выставлю, в чем мать родила, сдохнешь под забором…

– Избивает свою совесть, – констатировал дядя. – Идем, Лидочка. Соберись. Завтра уедем.

– Дядя, он сделает то, что обещал?

– О чем ты?

– Не притворяйся, будто не понимаешь. Он донесет на тебя и Сашу? Вы думаете, я маленькая и глупая? А я знаю, куда пропали наши знакомые. Их расстреляли. По доносам, ведь так? И вас с Сашей… Папа это сделает?

– Видишь ли, девочка… – утирая кровь с лица белоснежным платком, дядя Федор подыскивал слова. Поглядывая в сторону двери, за которой скулила Ирина, он второй рукой увлекал племянницу вниз. – Твой отец заступил за черту и, как следствие, стал сам на себя не похож. Думаю, Аня знала, что делала. Она навсегда повязала его со своей смертью, чтобы он помнил – бесследно ничто не проходит. И теперь ему нежелательно видеть тех, кто может его упрекнуть, напомнить… Он боится…

– Боится за себя? – уточнила Лидочка, желая ясности.

– Он уже всего боится. Тебя тоже. Ты ведь сегодня показала ему, что не ребенок и многое понимаешь. В жизни нельзя сделать подлость и при этом остаться чуточку порядочным человеком, одно исключает другое. Он совести своей боится и душит ее.

– Дядя, неужели он выполнит обещание?

– А сама как думаешь? Твой отец очень изменился, да ты сама это знаешь. – Лидочка опустила ресницы и прильнула к груди дяди, всхлипнула. Он обнял ее за плечи, поцеловал в макушку, в висок. – Ну-ну, девочка… Ты же сильная и смелая. Трудности впереди, выдюжить бы нам всем.

– Дядя, что ты собираешься делать?

– Если бы я знал, Лидуся, что делать…

Ванька отозвал ее в глухой угол сада, где обычно секретничал с сестрой. Разбушевался ветер, гнул верхушки деревьев, слышать, о чем говорят брат с сестрой, никто не мог, но Ваня все равно заговорил шепотом:

– Лид, отец свихнулся. Что говорить, если он меня позовет?

– Не вздумай сказать, кто был с мачехой, – строго заговорила девушка. У нее почему-то не проходило ощущение, что она старше брата. – Ты слышал, что отец и так собрался сделать с Сашей и дядей?

– Он просто пугал, – неуверенно произнес Ваня.

– Это тебе так хочется, – с отчаянием проговорила Лидочка. Брови ее сошлись в одну линию, она словно куда-то в пустоту глядела. – Ты не видел его… Он такой страшный был… на губах пена выступила… почернел…

– Видел. Я ж на дереве сидел. Избил Ирину, потом рвал на ней одежду. В общем, я не стал смотреть, противно. Он противен. А про тебя и Сашу… ты правду сказала?

– Отстань, – огрызнулась Лидочка, но притихла. – Мне так тяжело, Ванька… У нас все как-то не по-людски. И мы уже не такие, как были раньше. И никогда не будем прежними.

– О чем ты? – озадачился Ваня. – Лид, не надо так… Ну, хочешь, я пойду к отцу и скажу ему, что он негодяй? Хочешь, я ему морду набью?

– Перестань. Тоже мне, храбрец…

Лидочка пошла к дому.

Гордость Бориса Михайловича смертельно ранили, этот приезд к морю стал для него пыткой. Он не мог ни сидеть, ни стоять, ни лежать – особенно рядом с изменщицей, из-за которой потерял почти все. Все – значит семью, его оплот в старости. Хотя до нее, до старости, надо еще дожить. Он приобрел рога, ведь и Ваня видел Ирину с мужчиной в голом виде, мальчик подтвердил слова сестры… Борис Михайлович сатанел при мысли, что его жена стала чьей-то подстилкой. Изменявший первой жене не раз, он и мысли не допускал, что ему вздумает изменить Ирина, которую он спас, пригрел, одел, которой дал свою фамилию…