Наша утренняя прогулка тоже проходила по раз и навсегда заведенному пути. Выехав из боковых ворот замка, мы проезжали по подъемному мосту и устремлялись по грунтовой дороге, проложенной меж бесконечной вереницы пшеничных полей. Солнце золотило волны колосьев, ветер играл с моими кудрями и холодил щеки. Мы пускали коней в галоп и мчались, словно забыв обо всем. И тогда мой страх перед ездой верхом отступал, была только потрясающая скачка, ощущение полной свободы и в то же время единения с каждым колосом на полях… Доскакав до реки, мы любовались наступающим днем, а потом поворачивали обратно к замку.
Приведя себя в порядок, я в сопровождении Агоры выходила к завтраку на женскую половину. Мать появлялась в ту же минуту, за ней попарно шли шесть дам-компаньонок. Одна из них по знаку матери читала молитву Великому Спящему, слуги подвигали стулья с высокими спинками, и все мы чинно садились, поправив складки платьев. Завтрак начинался с горячего омлета из перепелиных яиц, потом подавали гренки, сладкий рис с изюмом и цукатами, сыры и фрукты. Професса следила, чтобы я за столом вела себя так же благородно и скованно, как матушкины компаньонки, ни разу не уронившие ни одной крошки мимо тарелки. За завтраком моя мать отдавала распоряжения: домоправителю, стоявшему справа от ее кресла, компаньонкам и моей наставнице. Она никогда не смотрела на меня, словно зрелище шестилетней девочки могло вывести ее из всегдашнего равновесия.
Вот и сегодня домина Катарина не смотрела на меня, а обратилась к профессе.
– Агора, – заговорила она своим по обыкновению холодным голосом, – Какие успехи делает ваша воспитанница?
Менторша немедленно встала и поклонилась матери:
– Госпожа, доминика Норма хорошо читает и пишет, с устным счетом у нее пока нелады, однако я берусь смелость утверждать, что она его освоит. Помимо того, доминика Норма прилично держится в седле и…
– Это всё пустое, – перебила наставницу мать. – Полагаю, девочку уже пора учить Священной истории. Какие книги вы даете ей читать?
– Сейчас она читает жизнеописания знаменитых мужей древности, домина Катарина, – сказала Агора. – Она увлечена их подвигами…
– Подвиги ей ни к чему, – мать поджала губы. – Всё, что от нее требуется – знать правила поведения благородной девицы и выказывать нелицемерное послушание.
– Да, госпожа, – поклонилась Агора.
– С сегодняшнего дня вы будете преподавать ей Священную историю.
– Как прикажете, домина. Однако, смею сказать…
– Да? – подняла тонкую бровь мать. – Что-то еще?
– Мастер фехтования, обучающий мессиров Франко и Фичино, просил меня обратиться к вам с нижайшей просьбой позволить доминике Норме брать у него уроки фехтования. Он считает, что девочке столь высокого рода следует владеть этим искусством.
– Какие глупости! – фыркнула моя мать. – Сражаться на спадах – это совершенно не девичье занятие. Передайте маэстро мой решительный отказ. А если у Нормы слишком много свободного времени, полагаю, она может потратить его на обучение вышиванию.
Они говорили о моей жизни так, словно меня это не касалось. И я решила подать голос:
– Но, матушка, мне бы очень хотелось научиться фехтовать!
Я почти выкрикнула это и встретила уничтожающий взгляд матери, не опустив глаз. Мы молча смотрели друг на друга, и она первой отвела взгляд.
– Норма, ты забываешься, – холодно сказала она. – В этом доме только я решаю, чему тебе следует учиться.
И она принялась резать серебряным ножом фрукты у себя на тарелке.
Мне оставалось молчать и подчиняться. И проводить долгие, скучные часы за изучением Священной истории.