Юра крякнул. Брательник ради нас рисковал. И не столько собой, сколько должностью Нины Ивановны. Да-а… Принимают нас от души! Но Игорьку, чувствовал я, мы были в тот момент безразличны. Мучила его несостоятельность перед своими, которые нигде ничего не забывают. Помахивая ладонями перед его лицом, мы, наконец, вернули его к реальности. А реальность, увы, оказалась сурова:

– Все, робя! Сматываемся! – деловито вошел в нашу палату Юра поутру. – Прокололись! Могут и в вуз сообщить, если вычислят. Ноги – в руки!

О том, что «тягали» и Нину Ивановну, он тогда не сообщил. Мы узнали об этом от него много позже.

Но я чувствовал что-то подобное и переживал. Игорек, наоборот, был спокойно-многозначителен и единственной промашкой считал лишь оставленную расческу. «Это больше, чем преступление: это ошибка!» – повторял он любимую фразу из Талейрана, причем – с упоением. Ему, в общем, все понравилось – даже партийная суровость. А я считаю – прокол. Приехали, называется, загладить вину… И вместо этого опять отличились. Блистательных негодяев, мне кажется, пора мочить. Но как?

– Ну что? По домам? – осведомился Игорь.

– Какое «по домам»? – вскричал Юра. – А Волга?!

Взяв в Саратове моторку («У кого-то из представителей клана», – небрежно пояснил Игорек), мы помчались. Юра был за рулем, который (непривычно для нас, автомобилистов) располагался сзади.

Примерно через час полета сквозь ветер и волны мы причалили у высокого мыса и, намотав цепь вокруг огромного камня, взобрались на утес. Юрок, сам похожий на заросший мхом камень, встав над обрывом, смотрелся отлично.

– Это мой утес!

– Ты прямо как Степан Разин! – сделал я ему комплимент.

– Бери выше! – улыбнулся Юра. – Степан просто стоял. А я тут строю.

– Где? – Игорек оживился.

Филимонковский домовладелец почуял собрата.

– Здесь!

Игорек был не только языкаст, но и рукаст. Свое родовое гнездо он уже перестраивал, и здесь они с Юрком, отстранив меня, буквально за полчаса сколотили крыльцо для будущего дома из валявшихся тут досок.

– Не обижайся, Валера! – приголубил меня Юрок, стоя на самодельном пьедестале. – Вот здесь, на самом верху, мы прибьем три доски – и это будем мы!

– Чтобы о нас ноги вытирали! – все еще переживал я.

– Только лишь самые достойные! – выкатил грудь Игорек.

И мы их прибили. И надписали.

– Теперь вы, братики, приколочены к Волге! – торжествовал Юрок.

Так началось наше освоение Волги. Появились жёны, потом дети, влились родственники, потом родственники родственников… но три брата-богатыря, три доски – были главной опорой.

Но и в Москве жизнь не стояла на месте. Игорь Иваныч, удачно женившись и мысленно объединив квартиру жены со своими хоромами, выменял шикарные апартаменты в центре, в Гороховой слободе, вблизи Курского вокзала. Правда, Наташа, его жена (умом и характером – царица), говорила, что все это сделала она. Значит, Игорьку повезло дважды – и с квартирой, и с женой. Ну и правильно. Перед таким, как он, жизнь должна расстилаться, словно ковер!

Помню, как он встретил меня в первый раз «у паровоза» – молодой, красивый, веселый, уже обладающий квартирой, до которой от Ленинградского вокзала – двадцать минут пешком.

– Думаю, тебе это будет удобно! – сказал он.

И повел меня по узкой улочке над рельсами (слева наступали дома). Поезда проходили внизу, а мы, счастливые, летели поверху. Пахло клейкими почками. Тихие дворики с невзрачными домиками. Строение № 1. Строение № 2. Такое только в Москве!.. Сколько раз еще я ходил этим путем! Поднявшись от рельсов по лесенке, мы попадали в Историю, историю Москвы, которой Игорек тогда так увлекся. Жить в таком месте – и не увлечься им? Новая Басманная, Старая Басманная, купола церкви Никиты Мученика прямо под окном. Покатый Малый Демидов (как называл его он) – и высокий дом с их балконом на седьмом этаже.