Я не хочу о нем думать и не могу не думать о нем.

Мысленно представляю наш диалог и готовлю ответы на предполагаемые вопросы. Он спросит, почему я скрыла от него дочь? Или не спросит? Или потребует провести тест ДНК. Он же уверен, что я спала с Артуром.

От этой мысли меня передергивает. Что если Демьян вообще ничего не станет спрашивать? Если он сразу решит, что Миланка дочь Артура?

Распахивается дверь, Каренин выходит и кабинета и направляется к выходу. Астафьев идет за ним, но на пороге замедляет шаг и оборачивается.

— Ангелина, я распорядился выписать премию родителям девочки, с которой на корпоративе фотографировался Демьян Андреевич. И по возможности заключить с ними контракт. Проследи, чтобы было выполнено.

Проглатываю все слова, которые рвутся наружу. Растерянно киваю.

— Я знаю, что на тебя можно положиться, — тепло улыбается Андрей Дмитриевич и выходит вслед за Карениным.

Не успеваю прийти в себя от шока, как в приемную входит Костя из юридического департамента.

— Ангелина, босс просил подписать бумагу, если ты не возражаешь, чтобы твоя мелкая стала лицом компании.

— В смысле, лицом? — с трудом соображаю.

— В смысле, пиарщики наши в восторге от открывшихся перспектив. Желают юзать тему о значимости работы компании на благо будущих поколений. Твоя мелочь как раз будет символизировать эти поколения. Андерстенд?

— Подожди, Костя, — встряхиваю головой, — ты хочешь сказать, Миланка должна поработать моделью?

— Исключительно на благо компании, — кивает парень. — И исключительно с твоего позволения. За неплохие деньги. Так что, подписываешь? Или оставить, чтобы ты почитала?

— Оставь, — ошарашенно бормочу. Костя кладет на стол контракт и уходит, а я бессильно опускаюсь на стул.

Я в полном шоке. Астафьев поручил мне проконтролировать подписание контракта... мною же. То есть ясно как белый день — Андрей Дмитриевич не в курсе, что та девочка моя дочь.

А это значит, что Каренин тоже ничего не знает.

По крайней мере, пока.

***

Демьян

Хорошо, что мы ушли из офиса. Я реально начал терять над собой контроль, и кофе стало последней каплей.

Она забыла.

Все. Нахуй. Забыла.

Я до сих пор помню, какой кофе любит Ангелина. А ей похер, бахнула полчашки сахара, еще полчашки сливок. Не поленилась размешать. Чтобы у меня уж наверняка слиплась жопа.

От кофе осталось одно название.

Хотелось ногой распахнуть дверь и туда эту пародию на кофе вместе с подносом швырнуть.

Но я не быковать сюда пришел, а руководить, поэтому сдержался.

Астафьев выкладывался, рассказывал, а я ни о чем больше думать не мог. От осознания того, что Ангелина рядом, за дверью, внутренности в морской узел закручивались.

Блядь. Я не могу ее оставить своей секретаршей. Это не работа, а мучение. Если меня каждый раз вот так штормить будет, когда я ее увижу, нахуй нужен такой начальник.

Или со временем привыкну? Астафьев за нее так просил.

Смотрю на темнеющий квадрат окна через стакан, наполненный янтарной жидкостью. Я больше не стал возвращаться в офис. Затащил Астафьева в ресторан, посмотрел, как он уныло клюет перетертую, абсолютно несъедобную на вид бурду. Прихватил несколько папок, пообещал изучить перед сном. И съебался.

Приехал домой раньше жены. Прошел в кабинет, налил вискаря, и теперь сижу, держа в руках стакан с почти нетронутым алкоголем. И думаю.

Это хорошо, что Риты нет дома. Тихо, никто не мешает. А мне надо разобраться в себе. Успокоиться.

Мне не нравится моя реакция. Пиздец как не нравится.

То, что Ангелину надо будет уволить завтра же, несмотря на просьбу Астафьева, ясно и дебилу. Но мне интересно, почему меня так разъебало от одного ее вида?