Именно так – до шока смело – говорил Лёня.

Он обладает даром оратора и талантом ученого-исследователя – редкое сочетание. Чаще всего хорошие «разговорники» не особо блещут в науке. Но честь им и хвала – они отличные популяризаторы. Если бы существовал такой фантастический обмен, то я бы за одного популяризатора давала десяток заурядных протирателей штанов. Благодаря «разговорникам» к науке приобщаются простые люди, прежде находившие интерес только в пошлых сенсациях из жизни звезд и прочих медийных личностей. А самое главное, популяризаторы могут разбудить интерес у юношества, увлечь наукой способных ребят. Среди способных произойдет отбор на самых способных, среди последних – на талантливых, потом – на гениальных. Но ведь кто-то должен был дать толчок, запалить огонек интереса. Большинство моих студентов и аспирантов разговаривают как приблатненные тинэйджеры. Их вокабулярий – осовремененный вариант словарного запаса Эллочки-Людоедки. Но среди этих ребят есть очень перспективные личности.

Талант оратора и ученого – это уже колоссально много, на остальное природа не тратилась, создавая Лёню.

Когда мы выходили из аудитории, он, на секунду отвлекшись от вопросов, которые ему задавали особо настырные молодые ученые, захватил мой локоть и шепнул на ухо:

– Жди меня за углом, направо, где табачный киоск.

Так шепнул, что все прекрасно услышали.

Конечно, я могла не пойти на это по-хамски назначенное свидание. И понимала прекрасно: пойти – значит предать свою семью, Руслана. Однако пошла, поплелась, потащилась, поволоклась… Единственное, на что хватило моей гордости, не заявиться первой, стоять за углом и наблюдать, как Леонид Борисович пританцовывает на месте от холода и крутит головой по сторонам. Когда он посмотрел на часы, явно намереваясь покинуть пост, я вышла из укрытия.

– Околел как цуцик, – первое, что сказал мне Лёня, – голоден как китайский раб.

А потом, точно мы давно знакомы и связь наша длится не первый год, обрисовал планы:

– Где-нибудь перекусим. Я остановился у приятелей, уже позвонил им, заночуют у родителей, квартира в нашем распоряжении.

Вот так просто – перекусим и в койку. Ни тебе объяснений, ни цветов, ни ухаживаний. Спасибо, хоть попросил друзей удалиться, не привел меня, девушку на ночь, в чужой дом, не вынудил смотреть в глаза людям, понимающим мою незавидную роль. А дальше, до самой койки, были разговоры все про ту же самую генетику.

Считается, что женщина любит ушами. Возможно, это верно. Тогда придется признать, что у меня в слуховых отверстиях стоят фильтры, не пропускающие милых нежных признаний, а исключительно – микробиологические премудрости.

Для Лёни те вечер и ночь были интрижкой в командировке. Для меня – грех, который замолю верным служением Руслану. Не вышло ни у Лёни, ни у меня.

Утром Лёня сказал мне:

– Похоже, мы влипли нешуточно.

Острая на язык, я не нашла, что ответить. Потому что это была не просто интрижка, не разовый грех, а начало революции – в душе, в привычном укладе, в судьбе. Революция – это смена правящих классов, это разрушить до основания, а затем… А что затем?

Через два месяца Лёня позвонил мне в Новосибирск:

– Прилетаю, изобрел командировку. Гостиницу заказал. Скоро буду, не мойся!

Он блистал остроумием, подражал Наполеону, который слал Жозефине после сражений письма: «Приезжаю через три дня. Не мойся!» Наполеон приходил в возбуждение от натуральных женских ароматов. Можно только представить, чем разило от самого императора.

Мы, конечно, мылись, не благоухали первозданно. Но минуты близости были по-царски великолепны.