Проверив, заперта ли дверь, Тьяна разобрала чемодан, переоделась в форму и разложила на кровати свои сокровища. На покрывало легли три деревянные продолговатые коробочки и – тут пришлось залезть в потайной карман – флакон с густой малиновой жидкостью. Захотелось еще раз удостовериться, что засов закрыт, но Тьяна сдержалась. Нечего дергаться.

Опустившись на колени перед постелью, она сдвинула крышку первой коробочки и склонилась над высохшим растением. Безжизненную трубочку стебля покрывали цветы, почти утратившие сочную розовость. Наперстянка, она же – ведьмина перчатка. В холодные, дождливые ночи ее колокольцы служили укрытием для насекомых, но к людям она не была столь приветлива: сделаешь пару глотков отвара – и глаза застелет желто-зеленая пелена, а сердце разгонится до предела и ухнет в пропасть.

Отодвинулась вторая крышка, обнажив сероватый засушенный гриб. Бледная поганка, она же – шляпа смерти. Одаренный сразу двумя ядами, гриб проявлял коварство: действие первого проходило, вселяя ложную надежду на спасение, но второй подхватывал и доводил дело до конца. Дедушка говорил про отравление поганкой: «Человек уже умер, но еще не знает об этом».

В третьей коробочке лежал бледно-синий борец, он же – волчий корень. Символ родного края. Кто не слышал про южных искусниц, что мазали губы экстрактом борца и до смерти зацеловывали неугодных – еще на заре истории, когда никто не знал про мистерианские яды.

Губительные растения и грибы, точно слабые первенцы, были важны и любимы, но миром правили не они, а магические отравы. Заговоренные зелья. Живые яды, созданные с помощью мертвого языка.

Растения и сегодня играли определенную роль: служили основой, как холст для художника, но только слова превращали отравы в произведения искусства. Такие, как «Кровобег», что лежал сейчас на покрывале. И такие, как «Любомор», что тек в Тьяниных венах.

Какое-то время она завороженно разглядывала содержимое коробочек. Если бы не оно, Тьяна, вероятно, уже умерла бы. Тяга к ядам привела ее к опытам над собой, и малые дозы постепенно закалили тело. По Тьяниным подсчетам, у нее оставалось несколько дней.

Убрав коробочки в шкаф, под второй комплект постельного белья, Тьяна сжала в руке «Кровобег» и повалилась на матрас. Яд лениво качнулся в пузырьке, украсив стеклянные стенки малиновыми разводами. Оставалось надеяться, что она правильно заговорила самодельное зелье. А еще, что ей хватит черной, страшной смелости, чтобы спасти себя. Тьяну опять замутило, но вставать не хотелось. Смежив веки и подтянув к животу колени, она не заметила, как провалилась в сон.

Шурх-шурх. Легкий бумажный шорох заставил Тьяну пробормотать: «Власта, чем ты там шуршишь?». В следующую секунду она поняла, что соседки тут нет и быть не может. Распахнув глаза, Тьяна с ужасом уставилась на собственную ладонь, в которой больше не было флакона – и выдохнула, обнаружив его рядом на покрывале. Какая неосмотрительность! А если бы разбился? Поднявшись, Тьяна спрятала яд в сумочку и, озадаченная густым полумраком в комнате, взглянула на часы. Без четверти шесть. Она проспала весь день. Виной тому был не «Любомор» – банальная усталость. А еще страх. Споткнувшись о него, так легко упасть в забытье.

Что же разбудило ее? Повернувшись к двери, Тьяна увидела лист бумаги, подсунутый в щель. Подошла, перевернула – и сразу поняла, кто автор послания. Гнев писала так же размашисто, как шагала. «Тэ, переношу встречу, увидимся завтра». Ниже изящно вилась приписка: «Меня попросили доставить это. Ваш сосед Еникай, комната 12, приходите знакомиться и пить маревский чай. Возможно, именно вас я сегодня чуть не убил мячом для хлопты».