– А что для тебя – важное? – спросила Тьяна.

Еникай посмотрел на костюм лесного чудовища.

– Вот это. – Он улыбнулся, с теплотой и печалью. – Сказания, предания. Корни. Они забываются. Некоторые, как оказалось, даже не знают, как отвадить Хитвика. – Еникай скривил бровь, и улыбка стала озорной, совсем мальчишеской. – Вот ты помнишь, почему он собирает зеркала?

– Да. То есть нет. Там что-то про цивилизацию. Хитвик не любит ее плоды.

– Направление мысли верное, как говорит мастер Крабух, до того, как влепить низший балл, – усмехнулся Еникай. – Хитвик собирает зеркала, потому что они – верх человеческого самолюбования. Нам недостаточно рек и озер, мы не хотим расставаться со своим отражением. Зависим от него. Водная гладь не принадлежит нам, не подчиняется, а вот зеркало – да. Мы научились полировать олово, бронзу и сталь, но металлические отражатели быстро мутнели и покрывались ржавчиной. Тогда мы начали выдувать огромные стеклянные шары, вливать в них амальгаму и, разбив на куски, обтесывать, но в таких зеркалах невозможно было поместиться полностью. И мы пошли дальше: создали технологию литья, при которой тридцать часов зеркало шлифовалось, а потом еще семьдесят – полировалось. Сто часов жизни, а все для чего? Чтобы давить прыщи. – Он всплеснул руками. – Ты знаешь, что первые зеркала в Мистерию завезли оссы? Местным они были не нужны.

– Ты мистерианец? – прямо спросила Тьяна, сбитая с толку и, в то же время, завороженная пламенной речью Еникая.

– Вот на столечко, – он показал четверть фаланги. – А еще эраклей, марев и осс. В моей крови намешано много всякого.

«А в моей только «Любомор», – мрачно подумала Тьяна.

– Значит, – она заставила себя улыбнуться, следуя собственному приказу: «Будь милой!», – ты собираешься написать книгу о Хитвике?

– О нем и о других. Думаю, писательская работенка – в самый раз для таких, как я. Бездельников из богатых семей. – Еникай закатил глаза: мол, повезло, что поделать. – Говорят, пером не заработаешь ни золотника. Ну что, как насчет маревского чая?

Тьяна кивнула. Действительно, не мешало бы попить теплого и что-нибудь съесть. Она достала кулек с орехами и сухофруктами, а Еникай принес чайник, заварку, горелку и бумажный пакет, наполовину наполненный конфетами: так и раскрылось, почему от Лже-Хитвика пахло шоколадом. По вензелю на упаковке Тьяна поняла, что конфеты куплены в знаменитой вельградской лавке, очередь в которую всегда растягивалась на версту. Власта рассказывала, что однажды простояла час, но так и не перешагнула порог. Для знатных гостей, разумеется, существовал отдельный вход.

Осторожно положив в рот шоколадку в форме ракушки, Тьяна поняла, почему люди так стремились в ту кондитерскую. У конфеты был вкус идеального детства.

Еникай достал из комода две фарфоровые чашки – Тьяна и не догадывалась о их существовании – и разлил чай. По цвету он напоминал форму переводчиков, только немного уходил в синеву. Особый окрас, как и кисловато-сладкий вкус, маревскому чаю придавал горох-бабочка.

– Обязательно купи себе горелку, дикарка. Это незаменимая вещь в Погребе. Ты еще вспомнишь мои слова, когда придет настоящая осень, с туманами и затяжными дождями. – Нерешительно потоптавшись у кровати, Еникай устроился на полу, и Тьяна присоединилась к нему. – Хотя нет, не покупай. Оставлю тебе свою, а заодно и заварку. Серьезно, неделя-другая, и без чая тут будет никак. – Он закинул в рот две конфеты, а сверху засыпал арахис.

Беседа потекла быстро и свободно. Еникай много болтал, но спрашивал и слушал тоже охотно. Они говорили о мистерианских идиомах и старых легендах, о подтекающих кранах и трещинах на фасадах, о чае и шоколаде, обо всем и ни о чем.