Некто Марк Лициний Красс10 отрезал рабов от материковой суши, развернув линию фортифицированных сооруженийа протяжении 160 стадиев11 вдоль Регийского полуострова12. Рут уверял, что если ничего не изменить, то повстанцев ждет показательная порка и казнь через распятие на холодных вбитых в землю столбах13. Красс брезгливо отказывался от переговоров и грезил о признании сенатом своих заслуг после полного разгрома восставших.

Слушая расклад, я ловил себя на том странном ощущении, что слова наподобие «стадий», «триумф»14, «венок»15 оказываются мне знакомы, при том что слышал я их впервые.

По приходе в лагерь я уже примерно понимал, где я и насколько катастрофична судьба того человека, в теле которого мне довелось оказаться.

В лагере я застал крайне опасные настроения. Люди потрошили повозки с остатками провианта, выворачивали тюки с оружием. Долгая блокада, упадок сил, подстрекательства толкали людей в зубастую пасть римлянина… Обстановка накалилась и требовала незамедлительного вмешательства. Я соображал, что могу изменить и с какой стороны следует подойти к решению обрушившихся на меня проблем.

Опыта управления массами за моей спиной не оказалось, зато имелся колоссальный военный опыт. Его-то и было решено пустить в ход.

Я пригласил к себе Ганника16 и Каста17, командующих костяком армии восставших. Мы долго разговаривали, я выслушал доклад о готовности войска. Расспросил о римлянах, об их позициях и о том, что представляет собой вражеская армия. Осознал, что легионы18 Красса славятся тактикой и выучкой – победить эту машину для убийств невозможно, не противопоставив ей маневренность и дисциплину. Из слов Ганника и Каста я отчетливо понял, что ни первого, ни второго у войска повстанцев нет. Но главное, что я понял, – не стоит тягаться с римлянами там, где они объективно превосходили нас. Следовало найти сильные стороны повстанцев и обратить их в ночной кошмар для римского войска. То, от чего у римлян начнут трястись поджилки, как у нашкодивших пацанов. Такой сильной стороной рабов я видел мастерство ведения гладиаторского боя. Оставалось понять, как достать свой козырь в нужный момент из рукава и надавать им римлянам по заднице. В голове начал складываться план.

Я вызвал Рута и отдал приказ собрать с дюжину рубак из числа лучших.

– Мы сделаем вылазку из лагеря, – сказал я. – Я хочу убить Марка Красса.

Центурион-примипил19 Гай Тевтоний и шестеро его прихвостней, именующих себя военными трибунами20, в том числе трибун латиклавий21 Август Таций, пытались оспорить мое, Марка Красса, решение на военном совете. Призывали созвать общевойсковой совет, пригласить командиров армии. Пришлось прервать весь этот казавшийся нескончаемым бред и напомнить, что решение Марка Красса не подлежит обсуждению. Напомнить, что у меня, Марка Красса, есть чрезвычайный империй22, выданный не абы кем, а сенатом23.

Август Таций пришел в ярость, угрожал послать в сенат посыльного и даже говорил о том, что откажется брать командование легионом на себя. Меня пытались убедить, что сейчас не время бить по лагерю восставших, и предлагали дождаться капитуляции. Однако прямо на совете я заявил, что не намерен ждать и вообще не прочь повторить децимации24 каждому, кто выскажется против. Я потребовал немедленно разбить когорту25 Тация на контубернии26, чтобы легионеры смогли бросить жребий. Это вынудило моих оппонентов изменить решение.

Сломленная горстка рабов не сможет противостоять обученному войску римлян!

Я знаю, что трибуны уже отправили намедни письмо в Рим за моей спиной, в котором и просят сенат прислать на подавление бунта Гнея Помпея Магна