– Есть подозрения, что либо с завода, либо с московского НИИ, работающего с вышеупомянутым заводом в одной, так сказать, упряжке, периодически происходила утечка информации. Сложно сказать наверняка, но не исключено, что утечка каким-то образом была связана именно с командировками Семенова. В Москву он ездил, надо сказать, часто…

Разглядывая фотографии, я обнаружила, что мои брови опять удивленно ползут вверх. Ну хорошо, допустим, что Семенов лично мотался с секретными документами в Москву и обратно. Почему бы и нет? Вероятно, это входило в его компетенцию. Но, вместо того чтобы ехать прямиком в аэропорт, он прется с «секреткой» домой, а там занимается черт знает чем – ведь, судя по некоторым деталям, попавшим в объектив, покойный занимался именно черт знает чем, – это, пардон, верх безалаберности.

– Это не его квартира, – как бы в ответ на мои мысли сказал Гром. – То есть не его собственная. Уважаемое семейство Семеновых в количестве трех человек, не считая покойного, проживает в другом конце города, недалеко от завода. А эту Юрий Константинович арендовал, так сказать, для интимных встреч. Знал об этом только штатный водитель Семенова да те, с кем происходили, хм, встречи. Шофер отвозил Семенова в аэропорт и возвращался только после того, как самолет благополучно поднимался в воздух. Так он всегда и делал. Но только после того, как Семенов два-три часа проводил в этом уютном гнездышке. Возвращение из Москвы в Тарасов происходило по тому же сценарию, но в обратном порядке: водитель встречал шефа в аэропорту, привозил сюда, а сам дожидался внизу в машине.

– И долго продолжался этот водевиль?

– Долго. Если кое у кого на заводе и возникали сомнения в отношении Семенова, то рот ему затыкали прежде, чем сомневающийся успевал поделиться хоть с кем-нибудь своими соображениями. Видишь ли, покойный имел очень влиятельного покровителя… – Гром выразительно посмотрел в потолок и на некоторое время замолчал. – В принципе шофер мог и не торчать у подъезда, – прежде чем покинуть любовное гнездышко, Семенов всегда предварительно созванивался с ним. Однако водитель предпочитал не покидать свой пост, потому что, как он сам утверждает, понимал, что, какие бы деньги шеф ни платил ему за молчание, если бы что-то пошло не так, по головке бы его, шофера то есть, не погладили. Иногда он все же ненадолго отлучался, как, например, вчера. Поехал в ближайший киоск за сигаретами. Именно в это время и позвонил Семенов, чтобы сообщить о краже документов.

Я с сомнением посмотрела на перерезанное горло любвеобильного душки Семенова. С такой раной особенно не поговоришь. Значит, сначала он обнаружил пропажу документов, успел позвонить и только после этого подвергся нападению.

– Следовательно, – высказала я вслух свои домыслы, – убили его не сразу?

– Удивительная сила ума! – язвительно воскликнул Гром.

Я почувствовала, что краснею, и поспешила поправиться:

– Я имею в виду, что убили его не для того, чтобы заполучить документы, а чтобы заставить замолчать?

Генерал закатил глаза и несколько секунд стоял так, покачиваясь на носках. Наверное, считал до десяти и обратно.

– Привожу дословно показания водителя, касающиеся его последнего разговора с Семеновым. – Он открыл кожаную папку, монотонным голосом зачитал: «Юрий Константинович был очень взволнован. Убедившись, что я на проводе, он сразу же закричал: „Документы… Эта поганая сука… Несчастная любовь“. – Несколько матерных выражений. – „А я доверял, как себе“. – Дальше пошел продолжительный отборный мат. Затем: „Переправит за границу. Фирма „Радуга“. Попробуй перехватить. Татуировка на…“ Все. Эта фраза была последней, потом послышался звук, как будто что-то упало. Я развернулся и помчался обратно. Ехать надо было всего квартал, поэтому через пару минут я уже был у подъезда. Сразу же поднялся в квартиру, по пути никого не встретил. Дверь была заперта. Я звонил, стучал, а потом связался с директором завода. До приезда службы безопасности из квартиры никто не выходил».