Ему больше всего нравилось два типа кадров: в первом камера крупным планом захватывала ее лицо, искаженное от удовольствия и боли одновременно. Лицо, на котором крупными буквами написано: «Я хочу, чтобы ты мне сделал больно. Я готова на все».

И другой план - ее влажная киска крупным планом и выпоротая до красных следов попа, безропотно принимающая его член. Костя невольно представлял, что бы чувствовал, если бы смог наслаждаться таким зрелищем, пока трахает жену. Он мгновенно возбуждался, стоило только представить эти красные полосы на ее бело-розовых ягодицах. И размытую косметику на искаженном от вожделения лице. Если бы только он мог хоть раз выкрутить вот так ее сосок, глядя в глаза, наслаждаясь реакцией… Если бы она сказала ему: «Сделай мне больно так, как ты этого хочешь».

- Тебе это нравится?

Вздрогнув всем телом, Костя повернулся - и что-то особенное, должно быть, отразилось в его взгляде, потому что Аня сразу отпрянула, помрачнев.

Он смотрел фильм без звука, но все равно не слышал, как она подошла сзади. А может, он хотел, чтобы она так сделала, и специально решил не слышать?

- Нравится… смотреть, - уточнил он, когда понял, что Аня всерьез насторожилась и смотрит на него почти испуганно, косясь на экран. Костя перевел взгляд на телевизор и сжал губы с досадой: он предпочел бы, чтобы она не видела продолжение сцены, в котором героиню трахают в рот до слез, которые градом текут по ее лицу. Его жена совершенно точно была слишком чопорной для таких вещей.

Погасив экран, он снова посмотрел ей в лицо и под влиянием внезапного порыва соврал:

- Мне жаль, что ты это увидела.

- А мне нет, - сказала она, криво усмехнувшись. - Теперь я, по крайней мере, знаю, почему ты меня не хочешь.

- Нет. Ты не поняла, - с досадой покачал головой Костя.

Он смущенно потер лоб. Впервые за последние годы ему хотелось как-то объяснить ей то, что он чувствовал. Поговорить об этом.

- Ань, послушай, я просто…

- Мне тоже интересны… фантазии, - снова перебила она, не обращая внимания на его слова. - Только я люблю читать, а не смотреть.

На пару секунд Костя потерял дар речи. Он невольно приоткрыл рот, глядя на жену. Такой откровенности от нее он не ожидал, хоть и знал, что она что-то там почитывает. Думал, какие-нибудь сопливые романы. Но… эротика?

- А-а-а, - протянул он, чувствуя себя так, словно двигается по минному полю. Но его сердце радостно подскочило, - А то, что ты читаешь, похоже на…

- Немного, да, - снова перебила Аня, не моргнув глазом. - Похоже на БДСМ-эротику. Эти практики требуют доверия и…

- Да. Требуют.

Костя поймал себя на том, что они вот уже три минуты смотрят друг другу в глаза не отрываясь - дольше, чем за все предыдущие три года, но никто из них не отводит глаза. Перебивают друг друга, но никто из них не злится. Откровенничают, и при этом не бросают друг другу обвинения в лицо.

На Аниных щеках разливался лихорадочный румянец, и он тоже почувствовал, как поднимается температура.

- Малыш…, - тихо сказал он после долгой паузы и шагнул к ней. - Я хотел бы сходить с тобой в одно место.

И, заметив, как ее глаза мгновенно переполняются тревогой, а рот открывается, чтобы выразить опасение, добавил:

- Только посмотреть. Мы только посмотрим и все. Обещаю.

Аня покачала головой и усмехнулась:

- Ты не понимаешь. Я не боюсь тебя. Именно это и есть проблема.

В детстве Костя увлекался боксом, и хорошо помнил ощущение, когда прилетает хлесткий и мощный удар в голову сквозь защиту. Ощущение после Аниных слов было ровно таким же. И реакция верха, который давно мечтал о нужном моменте, чтобы проявиться, не заставила себя ждать.