– Ну, еще, возможно, он в ЖКХ работает.

– Почему такой вывод?

– Грязь под ногтями. Ну, и вид такой… рабочий.

Я вскипел:

– Римма, и после этого ты называешь себя частным детективом? Что за формулировка: восточный человек?! Кто он хотя бы? Узбек, таджик, армянин, киргиз?!

– А как их различить? – простодушно улыбнулась она.

– Да хотя бы спросить: «Откуда вы к нам?»

– Не, мне б тогда Дорофеева глаза выцарапала, – поежилась Римма. И немедленно (как любая девушка, которая чувствует себя виноватой) бросилась в контрнаступление: – Сам бы ехал! Она пьяная, матерится и терпеть меня не может! Как в такой обстановке работать?!

Я вздохнул. Говорить секретарше, что мнить себя сыщиком куда легче, чем быть им, не стал. Сухо подытожил:

– Работу со свидетелями ты сегодня завалила.

Она возмущенно распахнула рот. Пришлось добивать:

– Истории про Говорушу или что-то подобное в следующий раз даже рассказывать не начинай.

Римма поникла.

Я сухо спросил:

– Давай только по фактам поговорим. Ты полагаешь, алкоголиков наняли?

– Да.

– Кто? И зачем?

Она подобралась:

– Ну… у меня две версии. Или Стелла. Или Галина Петровна.

– Мотивы?

– Стелла из ревности. Сама-то страшна как смерть. И Ярик, пусть живет у нее, Ольгу по-прежнему любит.

– Но доказательств у тебя нет, – зловещим тоном произнес я.

– Можно вдвоем попробовать ее расколоть!

Я поморщился.

– А Дорофееву ты почему заподозрила?

– Ну… этот узбек или кто он там очень странную фразу обронил. Галина Петровна орать начала, что это из-за меня Федор погиб. А он ей: «Слишком много у тебя виноватых». Подозрительно, правда? Может, мамаша Ольгу тоже решила наказать? За смерть старшего сына? Ну, или второй вариант: хотела отвадить балерину от Ярика.

– Затейливо, – хмыкнул я. – Но алкаши тогда должны были сказать: «Отстань от инвалида». Или что-то в этом роде. Ольга упоминала о таком?

– Ну, может, они просто не успели, – предположила Римма.

– Да, богатая версия, – хмыкнул я.

Она обиделась:

– Но Ярослав точно что-то скрывает. Езжай – и тряси его. Но могу поспорить на любой ужин по твоему выбору: ничего он тебе не скажет.

– Утку с черносливом. На гарнир – салат и картошка, – сделал я заказ. – И глазами не хлопай. К вечеру я это дело раскрою.

Когда Рома вручил ей сценарий, Ольга взяла его с трепетом. Девушка предвкушала: сейчас увидит что-то уровня «Молчания ягнят». «Сияния» Стивена Кинга. Или как минимум собственная жизнь изящной птицей пролетит перед ее глазами.

Но получилось одно разочарование.

Текст оказался совсем не похож на захватывающий роман. Сюжет (выписанный скупыми словами) то и дело перебивался техническими деталями. Какие-то выключатели, датчики, скримеры[6]. А само действо включало в себя лишь обрывки (часто перевранные) ее биографии. Плюс огромное количество штампов. Раз балет – то обязательно репетиторша, которая забивает учеников до смерти. У безвинно погибшего ученика, разумеется, наличествует отец-мститель. И, конечно, самая болезненная для нее сцена – когда мучительно захлебывалась в ледяных водах реки Великой – выписана с максимальным смаком.

Сначала Ольга просто хотела швырнуть писульку Роману в лицо.

Но за последний тяжелый год жизнь научила: не рубить сплеча, прежде все взвесить.

Чего она добьется истерикой? Моральное удовлетворение – да, получит. Но Рома – уйдет. И работы у нее – не будет.

Приобретаешь: мужика и деньги.

Жертвуешь – только гордостью. Очевидно ведь, какая чаша перевешивает.

Гораздо лучше получать пятьдесят тысяч, проценты плюс иметь классного любовника со своей квартирой, чем устроить красивый скандал, а потом сидеть голодной, да еще в одиночестве (ну, или снова аутиста Ярослава приваживать).