Что же я могу сделать такого, что не может никто иной? А ведь интересный вопрос.

Да, я могу хоть сейчас тронуться на восток. Зная, что в домике Заргису неподалеку от нашего жилища, у западного канала, меня никогда не встретит уже тонкая длинная девушка, у которой ветер пытается унести волосы цвета только что начищенной меди.

А мир, где домик Заргису навсегда пуст, – это какой-то очень тусклый мир, сколько бы садов в нем ни было.

В конце концов, мне было бы достаточно узнать, где она, что с ней. Встретиться, поговорить, понять – что из странных и жутких разговоров о ней правда, а что ложь. А потом – пусть она прикоснется к моей руке на прощанье, и мир снова расстелит передо мной бесконечную и прекрасную дорогу.

Оторвавшись от этих мыслей и с тревогой взглянув на солнце, я снова потрогал рукой кошелек с дирхемами и вновь неприятно удивился их весьма ограниченному количеству. Хорошо, что я не покупал рубинов.

Итак, кого мои убийцы будут искать? Человека такого-то возраста… это трудно изменить… так-то одетого и сидящего на светло-серой лошади.

Вместо дирхема я вручил хозяину за суп положенное скромное число даников и расспросил его о дороге на два рынка – тканевый и кожаный.

На тканевом рынке я, после вялой торговли, избавился от согдийского халата до колен, стеганого и отделанного довольно редким плотным шелком, так же как и от широких штанов-сардвилей. И поменял их на куда более дешевое одеяние. А именно: на штаны попроще, курточку-куфтан из иранского хлопка и большую серую накидку – абу, которую после появления в моих землях людей народа арабийя носили почти все. В конце концов, в долгих путешествиях она была просто незаменима, защищая седока от пыли, солнца и холода одновременно.

Войлочный, но отделанный шелковым шнуром согдийский колпак заменила серая же головная накидка – куфия, в комплекте с черным головным шнуром – икалем.

Со вздохом я понял, что больше не похож на человека из старинного рода самаркандских торговцев, но в данном случае этому оставалось только радоваться.

Приходя в лавку одетым так, как я только что был одет, не приходится надеяться на скидку. Тем более что мои халат и сардвили были уже ношеными. Так что все кончилось простым обменом, под снисходительно-сожалеющим взглядом торговца.

Зато дальше, на кожаном рынке, я уже не выглядел слишком богатым. И отплатил за предыдущее унижение, пусть и совсем другому торговцу.

Он продавал осликов.

Идея моя была проста: если меня кто-то еще ищет, то он уже давно обскакал все десятки постоялых дворов города и нашел тот, где стоял мой конь. И начал расспросы. Описать мою внешность и одежду было просто, учитывая, что вообще немногие путешествуют в одиночку. Так что в любом случае возвращаться за конем мне было рискованно, а я ведь только что дал себе слово стать самым большим трусом в Согде, а то и в мире.

На нового коня – по крайней мере, хорошего, такого, чтобы оторваться от любых преследователей, – денег у меня точно бы не хватило. Да и какой смысл отрываться, если дальше будет ночь, когда если не трусы, то их кони должны отдыхать?

Поэтому я решил: вместо того, чтобы пытаться оставить преследователей позади, надо, наоборот, дать им уехать на своих лошадях вперед. А там можно придумать что-нибудь еще.

Ослик, который мне был нужен, стоял на расстоянии добрых десяти шагов, когда я схватился с хозяином за совсем другую тварь. А до этого я обошел неспешным шагом несколько других рядов кожаного рынка, с его седлами, сбруей и живым товаром, чтобы иметь представление, почем нынче в Бухаре ослики.