– М-м.

– Простите меня. Наверное, вы его искали.

– Нет. – Он помотал головой. – Не искал. Это печальное напоминание.

Она не знала, что сказать. Может, ей лучше забрать этот платок? Прошлое затягивало их в водоворот, окружало вопросами и сомнениями, неверием и отрицанием. Она не могла больше терпеть повисшее в комнате мучительное напряжение и повернулась, собираясь уйти.

– Вчера, когда я назвал вас мисс Флэнаган, ваша тетя меня исправила, – заметил он, стараясь ее удержать. – И теперь я не знаю, как мне вас называть.

– Тетушки считают, что мой отец был бандитом и негодяем, который убил мою мать. Они даже имени его не произносят, – мягко пояснила она.

– Я так и подумал. Вряд ли вам стоит на них обижаться. Они верят в то, что им сказали.

– Да, пожалуй. Я зовусь их фамилией, потому что они попросили меня об этом, когда я переехала к ним. Тогда мне нужно было знать, что я принадлежу к ним, что я – часть семьи. Но я с этим до сих пор не смирилась. Я считаю себя Дани Флэнаган. Здесь, в глубине души, – она прижала руку к груди, – я говорю себе, что все это не имеет значения. Мама и папа поняли бы меня. Но все равно я будто бы их предала.

– Как мне вас называть?

– Можете звать меня Даниелой… или Дани. Мне бы хотелось называть вас Майклом… или хотя бы Мэлоуном. Думаю, так будет чуть менее странно.

– Не могу представить себе ничего более странного, чем все это, – сказал он. Но теперь выражение его лица смягчилось. – Вам хорошо жилось, Дани? Я переживал за вас. Думал о вас.

– Я тоже думала о вас. Вы мне поверили. Я не забыла об этом. – Она не стала объяснять, что имеет в виду. Решила, что в этом нет необходимости.

Он немного помолчал, и она подумала было, что он изобразит недоумение. Но он лишь сказал:

– Вы говорили так убедительно. И у вас не было причин лгать.

– Не было. Ни единой. И до сих пор нет. По крайней мере, не вам.

– Почему? Почему не мне?

– Потому что… вы и так все знаете. – Она робко улыбнулась ему, но он по-прежнему смотрел на нее грустным взглядом.

– Как бы там ни было, Дани… я никогда не думал, что ваш отец убил вашу мать. Не верил в это. Но я был простым патрульным. Молодым. Совсем зеленым. И мне велели молчать. Дело закрыто, сказал мне начальник. Но я знал. И все чертово отделение тоже знало.

Она прислонилась к стене, чтобы не упасть. Странностей у него не меньше, чем у нее. И они, совершенно чужие друг другу люди, говорят друг с другом так откровенно. Без пустой болтовни, без обиняков обсуждают убийство и недобросовестных полицейских. У нее закружилась голова. Она решила, что это от облегчения. Как же хорошо, что они это обсуждают!

– Тетушки говорили, что мой отец был контрабандистом, – сказала она. – Путался с бандой ирландцев. Так им сказали в полиции. Думаю, так все и было на самом деле. Его часто не бывало дома, он работал безо всякого расписания. Мама переживала. Поэтому, думаю, они и ссорились. Но он бы не убил маму. Себя, может, убил бы. Но точно не ее. Он бы с ней так ни за что не поступил. И со мной.

Мэлоун молчал.

– Я была ребенком. Не знала ничего… кроме того, что они без ума друг от друга. Я это видела. Я это помню. 11 теперь воспоминания о том, какими они были, приносят мне утешение. Мало кому из нас дано такое изведать. Многие из нас встречают любовь. Но не такую. – Она сглотнула, пытаясь остановить поток слов, рвавшийся на волю. Ее рассказ звучал так пылко… и так глупо. Но Мэлоун медленно кивнул ей в ответ.

– Мистер О’Брайан сказал мне примерно то же самое, когда я пришел за Чарли.

– Мистер О’Брайан так сказал? – прошептала Дани. Благослови его бог за это. – В полиции моим тетушкам сказали, что отец в спешке бросил машину у дома и вошел – нет, вбежал, – выкрикивая мамино имя. Он злился. Через несколько минут послышались выстрелы. Что из этого правда?