Час спустя я добрался до моих товарищей. Вместе с ними на носилках из трех досок я добрался до Ново-Андреевской. Русские самолеты по-прежнему донимали нас. У нас был один убитый и много раненых. Но к вечеру легион уже расположился в деревне.

Надо было двигаться дальше.

Моя ступня была похожа на голову черного теленка. Один из моих товарищей нашел в снегу огромный валяный сапог, какие танкисты обувают на свои обычные башмаки. И это был как раз левый сапог. Мне засунули в него ногу, превосходно там уместившуюся, и, снова положенный на мои санки, я продолжил путь с моей ротой.

В третий раз мы должны были перейти по льду извилистой Самары. Советские самолеты уже вычислили нас и начали охоту. Когда мы пересекали замерзшую речку, они расстреливали нас, затем бросили три большие бомбы. Они были сброшены с такой малой высоты, что не успели стабилизироваться, принять вертикаль, и покатились нам под ноги, как три огромные серые собаки.

Мы поднялись на крутой берег, потеряв несколько бойцов.

Нам нужно было занять господствующие высоты над долиной, которые продолжали линию водных путей региона. Тот, кто контролировал плато, – контролировал нижнее течение Самары. Мы достигли этих высот к одиннадцати часам утра семнадцатого февраля.

Деревенские избы стояли по обеим сторонам ледяных прудов. В тот момент, когда мы проходили по ним, русские открыли по нам шквальный огонь.

Наш отряд все же смог добежать до первых изб и укрыться. Лежа пластом на моих санях и неспособный сделать ни шагу, я слышал, как осколки снарядов рикошетили по обеим сторонам и били по доскам саней. Один хорват, который бежал, вытянув руки, рухнул на меня: вместо глаз у него были две страшных красных дыры размером с кулак каждая.

Вот так вошли мы в станицу Громовая Балка, где нам суждено было потерять убитыми и ранеными половину наших легионеров.

Под Громовой Балкой, как и везде, не было сплошной линии фронта. Слева от нас на семь километров простиралась нейтральная зона. Справа, в трех километрах, в маленькой деревне расположились дружественные нам войска СС.

Русские держали большую часть своих сил в нескольких километрах восточнее, но их передовые посты были совсем близко от нас, в стогах сена, которые поднимали в степи свои белые вершины, похожие на соски.

Поскольку станица Громовая Балка была расположена в небольшой впадине, мы заняли позицию наверху, на гребне. Земля была твердая как гранит, и окопаться было невозможно, но зато мы обложились огромными глыбами смерзшегося снега, вырубленными с помощью топора.

На случай возможного отступления вблизи изб были развернуты запасные позиции. Наши добровольцы в основном вырывали их в кучах навоза с соломой, что было намного легче сделать. Это преподнесло нам неожиданный приятный сюрприз, когда наши солдаты откопали два ящика французского коньяка, в спешке отступления закопанные русскими. Увы, это было единственное утешение, так как нашим солдатам суждено было провести в Громовой Балке дни настоящего ада.

Чтобы разместиться, у нас было всего лишь по две-три избы на роту. Почти все стекла домов были выбиты в то время, когда мы прибыли в станицу. Большевики по своему обычаю вырезали весь скот. Трупы скотины лежали внутри и на порогах избушек. Одна молодь, умирая, упала, свесившись поперек одного из двух окон, загородив его на три четверти. Две другие лошади лежали мертвые в конюшне.

Враг подстерегал нас день и ночь, и половина личного состава должна была постоянно находиться в карауле в снегах. Из-за холода роты сменялись по половине состава каждые два часа.