Я проверяю все до мелочей. Количество кофе, воду, идеальную чистоту чашки. И сахар. Со всех сторон разглядываю коробку, трясу и нюхаю. И, разумеется, пробую на вкус, прежде чем добавить в напиток. Чтобы на этот раз все было наверняка. А потом тихонечко скребусь в дверь.

Мне страшно, потому что я, возможно, узнала жуткую тайну своего начальника. И наверно, не смогу это пережить, если все окажется правдой. А еще слишком хорошо помню собственный сон. И все свои ощущения. Потому мне вдвойне неловко, и хорошо, если Лавроненко этого не заметит.

– Алексей Андреевич, я сделала вам кофе! – выпаливаю, оставаясь у дверей, на случай если он решит меня прогнать. Все-таки являться без приглашения – не лучший способ зарекомендовать себя.

Он что-то сосредоточенно пишет, обложивших целой кучей бумаг. Выглядит напряженным… и злым. Даже на расстоянии хорошо заметна углубившаяся морщинка между бровей. С ней он кажется старше, но почему-то еще более красивым. Более солидным и мужественным.

– Знаю, что не просили, но подумала: вдруг вам захочется… – он поднимает на меня глаза, и это так пугает, что я зажмуриваюсь прежде, чем встречаю его взгляд. Что если сейчас начнет ругаться?

– Мария, я не сомневаюсь, что с координацией у вас все в порядке. Но, думаю, что донести кофе с закрытыми глазами все же не получится.

Снова на «вы» – машинально отмечаю я, но одновременно чувствую, как поднимается в груди волна тепла. Он не возмущается и не кричит, и вроде бы даже не выгоняет меня. Открываю глаза и наталкиваюсь на задумчивую улыбку.

– Давайте свой кофе, – кивает Лавроненко на стол. – Вернее, мой. И присядьте, хочу кое-что у вас уточнить.

8. Глава 7

Я верчу головой, выбирая место, куда могла бы сесть. В дальнем углу кабинета стоит кресло, большое и просторное, с высокой спинкой и резными подлокотниками. Ни оно, ни кожаный диванчик у стены не подходят для того, чтобы, сидя на них, беседовать с начальником. А свободный стул всего один. И он находится прямо у стола Лавроненко. Если я сяду туда, между нами не будет и полуметра. А если начну отодвигать подальше, это может выглядеть очень странно.

Я теряюсь, не зная, какое принять решение. Тереблю от волнения пуговичку на блузке, некстати вспоминая, что то же самое делала Снежана. Только она пыталась расстегнуть верхнюю и продемонстрировать шефу свои прелести, а я мучаю ту, что находится в самом низу. Просто потому, что не знаю, куда деть руки.

– Что, запала хватило только ворваться в мой кабинет с чашкой кофе? – неожиданно усмехается мужчина, внимательно рассматривая меня. – Садитесь же, – он кивает на стул, – я не кусаюсь.

Тут же заливаюсь краской, понимая, что мужчина не мог не заметить, как я испуганно шарю глазами по кабинету. Усаживаюсь на краешек стула, заставляя себя посмотреть на Лавроненко. Это моя работа! Слушать шефа, выполнять его приказы. И да, находиться в такой вот близости, если это необходимо. Он же не знает, что это слишком сильно напоминает начало моего сна, когда мы были совсем рядом друг ко другу.

– Если хотите задержаться здесь, нужно быть смелее, – улыбается шеф, а я приоткрываю рот от изумления. И лишь потом понимаю, что говорит он о работе. Ничего другого и в помине быть не может, потому что мужчина наверняка не подозревает, какие мысли и желания бурлят в моей голове.

– Вы похожи на мышонка, готового забиться в угол при виде огромного страшного кота. Это я вас так пугаю? Или просто еще не до конца прошел процесс адаптации на новом рабочем месте?

Мышонок? Ну, конечно. Даже не удивительно, что ему пришла эта аналогия. Я отчаянно моргаю, только бы скрыть слишком близко подступившие слезы. Меня дразнили именно так. Дурацкая фамилия в комплекте с именем на почти все школьные годы превратили меня в серую мышку. И если от одноклассников я привыкла не ждать ничего другого, то сейчас чувствовала, что эти слова царапают изнутри. В груди, где мое сердце отбивает сумасшедший ритм.