– Ну всё так всё, мой генерал. А теперь давай прибираться.

Я ушла в гостиную и начала оттуда. Бардак стоял неимоверный. Ну точно, как Авгиевы конюшни. Вот только Геракла не хватала всё это убрать.

Вспомнила Давида и его сильные руки, накаченный пресс и широкую спину. Темно-карие глаза и пухлые губы. Искреннюю улыбку и недоумение, когда все хотели увидеть мою грудь. А потом злость, когда я развернулась и собиралась уйти. А ещё были сладкие поцелуи и горячие ласки.

Первые в моей жизни и такие невероятные, что слёзы после его ухода были искренние и самые горькие.

Отбросив мысли о Шерхане, я решила прибраться. Расправив мешок для мусора, начала туда собирать пустые бутылки и банки, пакеты из-под чипсов и упаковки от орешков, рваные бумажки и пачки из-под сигарет. В доме стоял жуткий смрад со вчерашнего и я поспешила открыть дверь. Внутрь ворвался морозный воздух и остудил мою голову. Я вдохнула и так и осталась стоять на пороге. На улице светило яркое солнце и его лучи отражались на белоснежном снегу.

Схватив с дивана чей-то пуховик, посмотрела и поняла, что эта вещь принадлежала Шерханову. Он, что так и убежал без одежды? Замёрз наверно. Отчаянный. Поднесла к носу куртку и утонула в терпком запахе этого мужчины. Закрыла глаза и, уткнувшись в тёплую подкладку. Стояла и не могла надышаться. Я сходила с ума? Похоже, что да.

Нацепив на себя куртку, утонула в её тепле и приятности. Хоть убейте, не сниму и не отдам этот пуховик. Он был велик мне на несколько размеров, я вообще в нём была как в палатке.

Надела мягкие тапочки-угги. Приподняла ножку. Мило, очень мило.

Накинув капюшон на голову, улыбнулась и спустилась по лестнице во двор.

Оглянулась. Кругом было снежно и очень красиво. Зелёные ёлочки, накрытые белоснежным покрывалом, только и ждали того, чтобы кто-нибудь подошёл и стряхнул его.

За ночь, снег укрыл те самые качели, на которых мы... Отвернувшись от них, нахмурилась и, бурча себе под нос ругательства, начала собирать мусор со снега.

Здесь тоже хватало бутылок, бумажек, грязных тарелок и разбитых бокалов. Даже мягкие игрушки, выкинутые или забытые кем-то лежали на дорожке. Ну это уже совсем, ни в какие ворота. Собрав всё, подошла к столу и сгребла остатки прежней роскоши в мешок.

Услышала за спиной шаги и резко повернулась. Давид. Шерханов. Стоял передо мной и ухмылялся. Красивый, в спортивных штанах, в раскрытой чёрной курточке и с неизменным шрамом не щеке.

– А тебе идёт моя курточка на голое тело.

– Что? Я там не голая. - Раскрыла пуховик и показала шортики и маечку.

– Это что твоя одежда? Можно сказать, что голая. Это что шорты? Похожи на трусики. А майка так вообще удлинённый лифчик.

Я фыркнула и запахнула пуховик.

– Ты зачем пришёл?

– Помочь решил молодым девчонкам. Подумал, что сами не позовёте, гордость она тётка такая!

– Какая гордость, о чём ты говоришь? - Я прошла мимо него и подняла коробку из-под пиццы. Сунула в мешок.

– Крис, постой! - Он схватил меня за локоть. – Ты видела мою записку?

Выдернула руку, посмотрела в глаза.

– Видела. И не поняла, за что ты просишь прощение?

– За то, что... приставал к тебе... настаивал.

– А-а-а! Хорошо, ты прощён. - Не оглядываясь, я пошла к двери дома.

Подбежал, схватил меня за руки, прижал к стене дома. Прислонился губами к виску, втянул воздух.

– Этого недостаточно.

– Пусти меня, мужлан! - С силой оттолкнула его от себя и он, поскользнувшись, скатился по ступенькам и упал прямо в снег. - Ой!

– Твою мать, Кристина! Ты что творишь?

Потянулась к нему и начала медленно съезжать по ступенькам в своих тапочках-уггах. Не удержавшись на скользкой лестнице, моя нога поехала вперёд, руки разлетелись в разные стороны и с криком: “Мама” я полетела, как жаворонок весной, прямо на Шерханова. Лоб в лоб, мы столкнулись как в море корабле и закричали от боли и треска ломающейся черепной коробки.