Подхожу к родителю и целую пахнущую дымом от костра щеку. 

- Здравствуй, па, помнишь же Олега?

- Его забудешь, - бурчит отец, но протягивает-таки сильную ладонь хирурга для рукопожатия Гансу.

- И я рад встрече. Крутые подтяжки. 

Папа багровеет но, не теряя достоинства, жмёт длинные пальцы Курта, после чего извиняется и возвращается к мясу. 

Надеюсь, очень больно стиснув локоть Рейнхарда, увижу его в сторону:

- И какого хрена? Вообще-то, это мой отец!

- Не помню, чтобы подвергал этот факт сомнению. 

- Олег бы никогда не сказал о подтяжках!

- Уверен, уж от него бы твой папа точно был бы в полном восторге. Но почему-то здесь сейчас я, а не он, - с довольным лицом складывает на груди руки. 

- Ты же сам напросился!

- Но ты могла бы это разом пресечь, но ведь не стала. Признавайся, запа́ла? – в кофейных глазах пляшут дьяволята, увлекая и меня в этот хаотичный танец безумства. 

Но меня так просто не сломить.

- Чёрта с два! Я, вообще-то, замуж скоро за Олега выхожу! - выпаливаю железный аргумент, и губы Рейнхарда расплываются в ироничный усмешке:

- И поэтому ты привела на знакомство с родителями меня? Забавные традиции.

Резко торможу у лысеющего шиповника и тычу указательным пальцем в обтянутую белой рубашкой грудь:

- Да будет тебе известно, я сама не в восторге от всей этой ситуации. Я сглупила, потащив тебя тогда в "Бристоль", в чём честно потом призналась. И я бы ни за что не взяла тебя на эти шашлыки, если бы ты сам это не подстроил. Я понятия не имею, для чего тебе всё это, какая у тебя цель, но знай - ты это не получишь. 

- Кто бы говорил! Вообще-то, это тебе от меня что-то нужно и, судя по раздевающему взгляду…

- Слишком много на себя берёшь. Ты не в моём вкусе.

- А ты меня ещё не пробовала, - и смотрит так, что даже черти в аду закупили мазь от ожогов.

Сочные губы, сложенные в ироничный усмешке оказываются в критической близости от моих губ, и я как космонавт без скафандра оказываюсь беззащитной в плену его пылающих гипнозов.

Шум листвы, стрекот сверчков, треск костра – всё это словно тонет в кофейной гуще его глаз, и предательская мысль: ну, целуй же…

- Как это ми-и-ило! - тянет тётя Тамара, удерживая в руках пёструю салатницу. – Ну настоящие голубки, искры так и летают. 

Тяжело дышу и с силой увожу взгляд от манящих губ напротив. Мозг как желе, колени тоже. Что это, чёрт возьми, было? Я чуть не поцеловалась с Куртом.

Я хотела поцеловаться с Куртом!

"И хочешь до сих пор. Проверь трусики", - мерзко хихикает мысленная Диана, и я готова сгореть от стыда, потому что она права. 

Олег. Нужно срочно позвонить Олегу, сейчас же! А лучше уехать. Из этой усадьбы, из Москвы, России. Подальше от него. Волна напалма не так опасна, как его близость. 

- Молодёжь – к столу, - зазывает дядя Яша из беседки, и мы с Гансом как два бионических робота синхронно шагаем на зов. 

Приходит папа с решёткой полной сочного мяса, тётя Тамара суетливо раскладывает закуски, мама возится со стопкой салфеток, а дед, которого я только замечаю, подливает себе из графина сливовой наливки. Судя по косым глазам – далеко не первую стопку. 

- А вот и я, заждались? – в беседку заходит Вика, и, судя по сбивающей с ног удушающей волне мускуса и чайной розы, сестра ненароком угодила в ведро немыслимо вонючих духов. 

Окидываю взглядом фигуру малышки. Сколько ей там? Восемнадцать? Судя по размеру декольте – не менее двадцати одного. А в купе с алой помадой и макияжем смоки – все тридцать. 

- Мамуль, можно я здесь сяду? – щебечет сестричка и плюхается на место рядом с Куртом, "случайно" задевая его бедро обтянутым красным лоскутком ткани задоорешком.