Полянка, на которой она лежала, была освещена солнцем. Все пространство было усыпано фиолетовыми, желтыми и красными цветами, но что больше всего изумило Любу, она не знала ни одного из растений, окружающих её.

— Не поняла, это что, игра моего сознания? — она внимательно огляделась. — Боженька ты мой! Куда же я попала?

От лежания на земле тело стало побаливать: пришлось напрячься и сесть.

— Совсем в маразм бабка ушла: то целый день молодость вспоминала, то теперь в фантазиях непонятных витаю, — бурчала себе под нос.

Поднимаясь, она неожиданно ударилась локтём, словно электрический ток прошёл по всему телу. Потерев больное место, бабка Люба на мгновение остановилась.

— Даже если это сон, то слишком реальный, и во сне больно не бывает. Спокойно, Кузьминична, не в первой из переделок уходить с минимальными потерями.

Так успокаивая себя, она пошла по еле заметной тропинке. А может, это вовсе не тропинка, а какая-нибудь звериная тропа?

— Тьфу на меня, чертовщина какая-то лезет в голову.

Наконец деревья расступились, и она вышла на поляну, идентичную той, с которой ушла пять минут назад. На краю стояла небольшая бревенчатая избушка с резными ставнями. Подойдя ближе, бабка подождала, пока её кто-либо заметит, но вокруг стояла тишина. Где-то вдалеке были слышны пение птиц, журчание ручейка, стрекот и жужжание непонятных насекомых. Прождав несколько минут, бабка не выдержала и прокричала.

— Эй, есть кто-нибудь?!

В ответ тишина.

— Ладно, я не гордая и сама зайду, даже без приглашения.

Кузьминична подошла и толкнула дверь, предполагая, что та закрыта на ключ, но неожиданно она легко открылась, а женщина буквально влетела внутрь.

— Кто же дверь в лесу оставляет открытой? Любой прохожий или зверь могут зайти и похозяйничать, — по привычке продолжала ворчать бабушка, не забывая оглядываться по сторонам.

Передняя комната представляла собой кухню около двадцати квадратных метров. Справа стоял большой овальный стол с табуретками, а слева находилось окно, прикрытое тонкими занавесками, и небольшой шкаф для посуды и сыпучих продуктов. Чуть дальше расположилась печка: вот самая натуральная русская печь, окрашенная в белый цвет.

За печкой обнаружилась дверь, ведущая в другую комнату. Это была светелка, причём с тремя окнами, уютная, сверкающая чистотой и опрятностью. Между окнами стояла односпальная кровать, трельяж, старинный добротный шкаф и небольшой письменный стол со стопкой грубой бумаги и перьями. Такими же ещё Пушкин Александр Сергеевич писал свои бессмертные произведения. Кроме этого, на столе лежали две антикварные книги, до такой степени толстые и ветхие, что трогать их просто считалось кощунством. На окнах висели коричные шторы. Весь интерьер был в оттенках кремового: от более нежных до насыщенного бежевого, который так любила Люба.

— Мда, видно, что аккуратные люди здесь живут, грамотные, любители антиквариата.

Выйдя во двор, она обнаружила небольшое строение, в котором хранились высушенные травы. Невдалеке виднелся всем знакомый деревенский туалет — ой, то есть удобства во дворе. Бабушка сунула свой любопытный нос туда тоже. Удивительным было то, что никаких посторонних запахов или вечно жужжащих мух не наблюдалось.

— Всё интереснее и интереснее, — проговорила она.

Очень хотелось пить и есть. Есть хотелось так сильно, что засосало под ложечкой.

— Дома время уже к ужину приближается, а здесь ещё, видимо, утро. Эх, была не была, — подумала наша бабка и зашла в дом. — И себя накормлю, и хозяев не обижу, — говорила она себе, при этом рыская по шкафу в поисках съестного.