Развернулся и пошел к лифту, вряд ли они мне еще что-нибудь скажут, а уж надеяться, что Лешему станет стыдно от моих гневных речей вообще глупо. Всегда поражался таким родителям, кого они хотят воспитать? Маминого сыночка, не способного брать на себя ответственность, у которого всегда и во всем будут виноваты другие, тогда как ему с какого-то перепугу должны прощаться любые, даже самые нелицеприятные действия.

Запрыгнул в машину и снова принялся названивать сводной вредине. Привычные длинные, проходящие тревогой по нервам, гудки… Ну, где мне ее искать, мать вашу, где?!

Набрал Пухлого-Тухлого:

— Инна не появлялась?

— Нет, — понуро, чуть ли не плача, ответил Пузырь, видимо, тоже струхнул не по-детски, все-таки любимая подруга, которая всегда его защищала и с собой таскала. — Телефон Инка тоже не берет? Может быть, она домой пошла?!

Здравая мысль.

— Вполне, с нее сбудется, сейчас поеду, проверю. Странно только, что на звонки не отвечает.

— Держи меня в курсе? — попросил Тухлый.

— Конечно.

В окнах горел свет. Сначала по телу прошла волна облегчения, а потом до красноты в глазах захлестнуло злостью. Придушу, голову откручу, четвертую дуру, посажу голой попой в муравейник.

Взлетел по ступенькам вверх, распахнул дверь и, даже не разувшись, бросился на кухню, где горел свет… Надеюсь, это Инна там, а не я забыл выключить свет, когда уходил.

Лягушонок сидела на стуле, спокойно пила чай и лопала конфеты.

А у меня с двенадцати часов дня маковой росинки во рту не было. Чай она, млять, пила, в длинной футболке и носочках со смешными рожицами, влажными после душа волосами. Такая милая и домашняя, «любимая» сестренка, мать твою.

— О, Мистер Совершенство, — улыбаясь до ушей, встретила меня Инна. — Где ты лазишь так поздно?! Надеюсь, она была хороша… — и по-свойски озорно подмигнула.

Значит, это я где-то лажу?! Казалось, во мне бурлила самая сильная злость из всех возможных, но она умудрилась повысить градус.

— Где твой телефон?! — заревел я бешеным медведем, подскакивая к сводной бестолочи.

Инна вздрогнула от моего крика. Недоуменно, типа чего меня так ломает, захлопала глазами.

— С т-телефоном неприятность вышла, обронила его случайно, не могу найти. Родители будут ругаться.

Донельзя разъяренный, схватил ее за руку, сдергивая со стула.

— Дура!! — заорал я так, что, наверное, услышали соседи со всех сторон в округе. — Ты хоть знаешь, что твои друзья волнуются, я полгорода объездил, пытаясь тебя найти, Леху Севальнева напряг адреса и телефоны мне искать, он людей беспокоил среди ночи! Я чуть дверь не разнес тому придурку, с которым тебя видели последний раз, с которым ты, идиотка малолетняя, целовалась! Я неизвестно что уже успел надумать, пытаясь до тебя дозвониться!

По мере того как я говорил, наглая улыбочка сползала с сестренкиного лица, разрумяненные после душа щечки становились все бледнее, а болотные глаза все больше и больше.

Но она никогда не умела вовремя заткнуться.

— Вот уж не знала, Мистер Совершенство, что ты обо мне переживаешь… Я вообще думала, что ты не видишь ничего дальше своего великолепного римского носа.

Затем действовал на автопилоте, где в настройках была только одна тысячеградусная злость, застилающая красной пеленой глаза. Наклонил Инну, впечатывая лицом в стол, а сам потянулся к ширинке, стал отчаянно дергать застежку ремня. Выдернул ремень из штанов, сложил вдвое, и за неимением в квартире муравейника, в который можно было запихнуть «любимую» сестренку, со всего размаха хлестнул по худосочной заднице.