Значит, это моя вина? Моя, ведь я даже не заметил, что ей плохо.

Он стоит на пороге спальни и смотрит на жену с болью и сочувствием. Если бы он знал, то накануне не стал бы настаивать.

Осторожно подходит к ней.

– Ты могла бы сказать мне.

В этом нет упрека, только горечь. Он чувствует себя беспомощным. В его глазах боль, чувство вины снедает его.

– Почему ты ничего не сказала мне? – настаивает он.

Из-под прикрытых век по щеке Джузеппины катятся слезы, следуя проторенной тропинкой. Паоло присаживается к ней на кровать.

– Не плачь. Пожалуйста. – Он вытирает ей слезы. – Может, был бы еще сын. Видно, не судьба.

Джузеппина лежит неподвижно, смотрит в стену. Никаких извинений, ни слова «прости», не то что Иньяцио.

Мариучча бесшумно выскальзывает из комнаты.

Бухта Кала пустынна. Холодно. На набережной несколько носильщиков и моряков. Ветер яростно хлещет городские стены, полощет развешанное белье, с шумом захлопывает ставни.

– Вон тот корабль?

Винченцо на руках у Иньяцио, обнимает за шею, указывает в море. Дядя закутал его в свой плащ, чтобы защитить от трамонтаны, холодного северного ветра. Церковь Пьедигротта закрыта, у ворот нет даже нищих. По стене замка Кастелламаре ходит часовой, придерживая шляпу.

– Да, это баркас. На нем мы приплыли сюда, когда ты был маленьким.

– Очень маленьким?

– Очень. Таким маленьким, что помещался в корзине.

Винченцо вырывается. Иньяцио опускает его на землю, мальчик подходит к каменному краю парапета, смотрит вниз, на темную воду. Верх якоря, покрытого водорослями, погружен во тьму.

– А море очень глубокое?

– Очень, Виченци, – отвечает Иньяцио. Он берет ребенка за руку. У Винченцо темные доверчивые глаза, волосы светлые, как у Паоло. – Глубже, чем ты можешь себе представить. Ты знаешь, что далеко за морем, отсюда не увидеть, есть другая земля?

– Да, знаю. Там Баньяра. Мама всегда рассказывает мне о ней.

– Нет, не Баньяра. Еще дальше, там Франция, Англия, Испания, еще дальше – Индия, Китай и Перу. Страны, куда приходят корабли, которые гораздо больше этого, они везут пряности, вроде тех, что мы с твоим отцом продаем, а еще шелка, ткани и разные товары, какие и представить себе невозможно.

На лице у ребенка удивление. Дядя сжимает его дрожащую ручонку. Ему хотелось бы побежать, но дядя держит крепко, боится, что малыш поскользнется и упадет в воду.

– Что такое шелк, дядя Иньяцио? – Он еще плохо выговаривает букву «ш».

– Шелк… – повторяет Иньяцио. – Это дорогая ткань для очень богатых людей.

– Шелк… – малыш шепчет это новое для него слово. – Я тоже хочу одежду из шелка. Хочу, чтобы у мамы было шелковое платье.

Иньяцио снова берет его на руки. Мальчик зарывается лицом в его плащ, вдыхает теплый запах, знакомый аромат специй, дающий ощущение защиты. Они идут по направлению к виа Матерассаи.

– Тогда ты должен много работать. Шелковые одежды стоят дорого, – объясняет Иньяцио. Ему легко говорить с малышом. Винченцо умный ребенок. Очень умный.

– Я буду работать, дядя Иньяцио, – он отвечает не сразу, после долгой паузы, каким-то странным, низким голосом.

Как будто дает зарок.

Дверь в лавку все так же скрипит, но прилавок заменили вместе с сосудами для трав и специй.

Ставни починили и покрасили. На них теперь только одна фамилия: Флорио.

Идет февраль 1803 года, уже месяц как распался союз Паоло Барбаро и Паоло Флорио.

После той размолвки на таможне последовали и другие. Последняя случилась совсем недавно – из-за поставок слоновой кости и корицы.

Паоло отправился тогда в бухту Кала, узнав от Микеле, что приплыл корабль Барбаро, но зять не пришел в лавку, как обычно. Барбаро был в порту, о чем-то говорил с лавочником по фамилии Куратоло. Они только что заключили сделку. Барбаро продал ему весь товар по смешной цене.