Это было до безобразия непристойно, но я чувствовала, что моя грусть развеивается, уступая место уже знакомому веселью.

Мы стояли над могилой человека, чья смерть глубоко меня опечалила: я, которую этим вечером во всеуслышание нарекут невестой лорда, и чужак, сыпавший в адрес моих родных остротами, неподобающими джентльмену. Чужак, которого я подозревала в странных и страшных вещах, чужак, который мог быть повинен в смерти Элиота. Однако каждая наша встреча, каждое его слово заставляли меня чувствовать себя так, будто в затхлый склеп, которым пытались оградить меня от жизни, ворвался свежий ветер, пьянящий нотками морского бриза. Аромат свободы.

– Презираю? Отнюдь. В определённых обстоятельствах приятно насладиться чистыми незамутнёнными вещами, как раз такими, как местные пейзажи или чей-то девственный ум. Да и истинные сокровища, нежданно обнаруженные там, где ты не думал их найти, радуют вдвойне. – Он с улыбкой легонько ударил хлыстом по своей ладони, снова скрытой чёрной перчаткой. – Зато вы, полагаю, с большой радостью променяли бы все танцы на компанию ещё одной интересной книги, и общество вашего коня да ветра в поле вам предпочтительнее того блестящего собрания, что предстоит сегодня.

– Почему вы так думаете? – спросила я, уже не удивляясь его безусловной правоте.

– Ибо я предпочёл бы его же. Боги, к их чести, сотворили коней так, что от тех не услышишь ни глупостей, ни фальшивых любезностей. Жаль, что их предусмотрительности не хватило на подобную щедрость по отношению к людям.

Несмотря на все попытки сохранить внешнюю невозмутимость, уголки моих губ всё-таки дрогнули в предательском намёке на сдерживаемый смех.

– Боюсь, мистер Форбиден, тогда бы вы лишились сейчас и возможности, и повода излить свой яд в беседе, после и ради которой я готова вытерпеть куда более скучные разговоры, предстоящие мне сегодня вечером.

Хлыст застыл в мужской руке – и, глядя на меня, хозяин Хепберн-парка сжал в пальцах чёрную кожаную бляшку на его конце. Чуть сощурился.

– А вас, гляжу, мой яд скорее привлекает, чем отпугивает, – бесстрастно проговорил он.

От выражения его разноцветных глаз моя улыбка погасла, а веселье растворилось во внезапном, непонятно с чего зародившемся волнении. Мне нестерпимо захотелось отвести взгляд – но я не отвела, несмотря на жар, вдруг приливший к щекам. Наверное, больше из упрямства, чем из чего-либо ещё.

Пару секунд мы смотрели друг на друга. Затем мистер Форбиден воздел палец к небу: не то назидательным, не то предостерегающим жестом.

– Осторожнее, мисс Лочестер. – Он резко опустил хлыст, и его мягкий голос окрасили странные низкие нотки. – Аромат ядовитых цветов пьянит, однако, если чересчур ими увлечься, последствия будут плачевны. – Отвернув голову, он кивнул на могилу. Когда перекрестье наших взглядов разорвалось, я испытала странную смесь облегчения и разочарования. – Так что стряслось с бедным стариком?

Вопрос резко меня отрезвил.

– На него напал волк, – медленно произнесла я, пытливо вглядываясь в лицо собеседника, стараясь уловить в нём подозрительную перемену.

Он вскинул бровь:

– Волк?

В этом движении не читалось ничего, кроме вежливого удивления.

Впрочем, если бы он, будучи оборотнем, не умел притворяться, Инквизиция явилась бы по его душу давным-давно.

– Да, – подтвердила я. – Большой волк.

Глядя на могилу, мистер Форбиден коснулся хлыстом надгробия.

– Как удивительна и внезапна жизнь, не правда ли, мисс Лочестер? – отстранённо молвил он. – Ещё совсем недавно этот старый добрый малый дышал и, полагаю, даже не думал умирать; а сегодня лежит тут и, вероятно, немало веселит богов удивлением по поводу данного факта. Люди такие смешные в своём вечном наивном эгоцентризме. – Концом хлыста он обвёл один из бузинных листьев, высеченных на камне. – Вы ни разу не пытались представить мир, в котором нет и никогда не было вас?