Доктор Дмитрий Эрланд провел пальцем по портативному экрану, изучая историю пациента. Мужчина. Тридцать два года. У него был ребенок, но никакого упоминания о супруге. Безработный. Стал киборгом три года назад в ходе лечения после несчастного случая на производстве. Несомненно, большую часть сбережений пришлось потратить на операцию. Он проделал долгий путь из самого Токио.

Слишком многое говорило против его кандидатуры – и этого доктор Эрланд не мог объяснить никому. Зажав язык между зубами, доктор издал губами не вполне пристойный звук, выражая разочарование.

– Что вы думаете, доктор? – спросила сегодняшняя ассистентка, темнокожая девушка, имя которой он никак не мог запомнить и которая была выше доктора на четыре дюйма как минимум. Ему нравилось давать ей задания, которые заставляли ее работать сидя.

Доктор Эрланд медленно наполнил легкие, потом резко выдохнул и сменил данные на экране диаграммой соотношения тела пациента. Шесть целых четыре десятых процента были искусственными – правая ступня, немного проводки, и контрольная панель размером с ноготь большого пальца, вживленная в бедро.

– Слишком старый, – сказал он, бросая порт на стойку перед окном наблюдения. По ту сторону стекла лежал пациент. Он казался спокойным – только пальцы выбивали безумную дробь по пластиковым подушкам. Он был босиком, но протезы были покрыты кожей.

– Слишком старый? – переспросила ассистентка. Она встала и подошла к стеклу, взмахнув портскрином в сторону доктора. – Теперь тридцать два – это слишком старый?

– Мы не можем его использовать.

Она сложила губы в трубочку и скривила рот.

– Доктор, это будет уже шестой доброволец за месяц, от которого вы отказываетесь. Мы не можем себе позволить продолжать в том же духе.

– У него есть ребенок. Сын. О чем прямо здесь и написано.

– Да, ребенок, которому будет чем поужинать, потому что его папочке посчастливилось соответствовать нашим требованиям.

– Соответствовать? С соотношением шесть целых и две десятых процента?

– Это лучше, чем ставить опыты на людях. – Она уронила портскрин рядом с подносом с чашками Петри. – Вы действительно собираетесь его отпустить?

Доктор Эрланд заглянул в палату карантина, издав тихий гортанный стон. Расправил плечи и надел лабораторный халат.

– Введите ему плацебо.

– Пла… Но он же не болен!

– Да, но если мы ничего ему не введем, у казначейства могут возникнуть вопросы, чем мы тут занимаемся. А теперь введите ему плацебо и составьте отчет, а он может быть свободен.

Девушка фыркнула и подошла к полке, чтобы взять с нее подписанную пробирку.

– И чем же мы тут занимаемся?

Доктор Эрланд поднял палец, но девушка посмотрела на него с таким раздражением, что он забыл, что хотел сказать.

– Напомните, как вас зовут?

Она закатила глаза:

– Вот уж действительно. Я всего-то навсего вам ассистирую каждый понедельник последние четыре месяца.

Она крутанулась, повернувшись к нему спиной, длинная черная коса взлетела и хлестнула ее по бедру. Брови доктора Эрланда сошлись в одну линию – он уставился на косу, глядя, как та жалит сама себя, закручиваясь в кольцо. Как блестящая черная змея поднимает голову. Шипит на него. Готовится к броску.

Доктор резко закрыл глаза и сосчитал до десяти. Когда он открыл их вновь, коса была просто косой. Блестящими черными волосами. Безобидными.

Стянув шляпу, доктор быстро провел по своим волосам – седым и ощутимо менее густым, чем у ассистентки. Видения становились все хуже.

Дверь лаборатории открылась.

– Доктор?

Он вздрогнул и снова надел шляпу.