Вадька встал, протянул мне руку. Пришлось подниматься. Но руку я ему не дала. Обойдется. Быстро пробежала вперед и с разбега влетела в прозрачную теплую воду. Бухнулась в ласково принявшую меня реку и, засмеявшись от нахлынувшего счастья, поплыла.

Плавала я неплохо. Зная дурную привычку парней подкрадываться поближе и хватать за разные места, быстро нырнула и чуть не столкнулась с Вадькой, как раз в этот миг подбиравшегося поближе. Стремительно изогнувшись, ушла от его захвата и выскочила на поверхность. Едва он показался следом, мрачно пообещала:

– Если ты еще раз попробуешь свои ручонки распускать, я тебя знать не буду! Ты меня понял?

Он подплыл поближе и жалобно протянул:

– Ну почему ты такая?..

Я потребовала уточнения:

– Какая такая?

Он немного подумал. У него всегда были сложности с формулировками. Он привык изъясняться двумя словами, и оба из них были неприличными. Но все-таки собрался с мыслями и пояснил свою глубокую мысль:

– Недотрога.

Поймать его в словесные тенета было проще пареной репы, что я и сделала:

– Это плохо?

Он снова подумал.

– Не для всех.

– Для кого конкретно плохо? – я отплыла подальше от малыша на надувном круге, с воодушевлением колотившего руками по воде и вполне заменявшего средней величины фонтан.

Плывшая рядом с ним мамочка с подозрением глянула на нас с Вадькой, явно решив, что мы занимаемся чем-то неприличным. Ну и пусть. Каждый судит по себе, это уж как водится.

– Для меня, – подплывший поближе Вадька решил докопаться-таки до сути вещей.

– То есть то, что хорошо для других, плохо для тебя? – я легла на спину, закинув руки за голову и для равновесия медленно перебирая ногами.

– Как-то так, – он тоже устроился на спине рядом со мной.

Соображал он еще труднее, чем обычно, поскольку не мог отвести взгляда от моей груди. Надо было перевернуться, но было лень. Да и почему я должна вести себя как затворница в келье? Почему им можно, а мне нельзя? К тому же, где гарантия, что моя пятая точка не понравится ему еще больше, чем грудь? А я это даже и отследить не смогу, не то, что пресечь?

– Ты что, извращенец? – это было жестоко, но как еще отвязаться от прилипчивого парня?

– С чего это ты решила? – встрепенулся он и даже соскользнул вглубь, не удержавшись в статичном положении.

– Ну, раз ты не такой, как все…

– Я такой же, – возмутился он, явно подумав про секс-отклонения. – Ничего во мне ненормального нет, – и с откровенным намеком обвел взглядом мое тело.

Встав в воде солдатиком, чтобы уменьшить его обзор, провокационно заявила:

– Тогда то, что я недотрога, хорошо не только для других, но и для тебя тоже, разве не так?

Мои софизмы привели его в состояние полной прострации, и он только вздохнул, ничего не отвечая и продолжая пристально изучать мою виднеющуюся в воде грудь. Мне это не нравилось, но возражать было глупо. Я же не на необитаемом острове живу, люди кругом. Значит, глазеть можно. Это трогать нельзя.

Мы с ним так и проплавали минут десять: он рядом, как говорят, в шаговой доступности, или, что точнее, одного гребка, и я с глупо-гордым видом, будто не нахожусь полуголая в воде, а выступаю при полном параде по центральной улице города. Смешно, конечно, но что поделаешь? Как еще дать ему понять, что он мне не нравится?

Неподалеку раздался голос отца:

– Маша, еще немножко и домой. Мы уходим.

Я тут же выскочила из воды. Оставаться без родителей, как сдерживающего парней кнута, мне бы и в голову не пришло. Я не любитель любовных признаний. Тавтология, ну и черт с ней. Осмотрительность и еще раз осмотрительность – вот мой девиз! Никогда авантюризмом не страдала, надеюсь, не буду и впредь.