— Потому что он твой истинный, который ищет вашу дочь. Я даже собиралась разбудить тебя утром, поговорить об этом.

— Что тебя остановило?

— Кто, — слегка краснеет Шарлин. — Доминик сказал, что нехорошо лезть в чужую личную жизнь. Он был настолько убедителен, что я почти поверила, что ему совсем не хочется сделать тоже самое.

— Почему ты считаешь, что ему хочется мне помочь?

— А почему он лично везет тебя в Крайтон? Конечно, он такой же как и я. Альфа, что с нас взять! Любим мы везде свой нос сунуть.

Я смеюсь и обнимаю Чарли так сильно, что она ойкает.

— Спасибо тебе, — целую я ее в щеку. — Спасибо за твою поддержку.

— Для этого и нужны друзья, правда? Напиши мне! Или позвони, как найдете ее.

Мое сердце пропускает удар.

— Если найдем.

— Когда! — настаивает Чарли, перекрикивая шум вертолета.

Я присоединяюсь к Доминику, закидываю сумку на заднее сиденья, а сама располагаюсь на соседнем. Быстро пристегиваюсь, надеваю защищающие от шума наушники, и мы почти сразу взлетаем. Сначала Чарли становится маленькой, потом их особняк, а после и поселение исчезает из вида. Мы летим над лесом, пролетаем над широкой рекой Ривермонт, над линиями шоссе. Мы летим так быстро, что я почти начинаю верить, что мы успеем.

Успеем же?

А если не успеем… Даже думать не хочу об этом. Где я потом буду искать Рамона?

И мне приходит в голову единственное, что я могу: снова воспользоваться связью истинных. Я всеми правдами и неправдами закрывалась от нее эти дни. С тех пор, как позвала Рамона в день свадьбы, но сейчас открываюсь. Не знаю, слышит ли он меня, но я прошу не улетать.

Прошу взять меня с собой.

Впрочем, только на эту связь и надежда. Потому что мы опаздываем на десять минут.

Обидно до слез, потому что мне казалось, что мы вот-вот успеем. Что должны успеть. Но просто кто-то полночи не спала, а потом, наоборот, спала слишком крепко. Но я смотрю сквозь стеклянную стену, как взлетает самолет, удаляясь в небо, и понимаю, что на нем вполне может улететь Рамон. Улететь на поиски нашей дочери.

Да что же со мной не так? Карма дырявая, или я просто каждый раз делаю не тот выбор? Что не так? Почему я не могла сказать, что подумаю? Или, например: «Постучись ко мне утром»? По-моему, эсдеринос в этой ситуации я. Точнее, эсдерина.

— Я узнаю, куда он отправился, — пообещал мне Доминик и ушел, а я опустилась на жесткое сиденье в зале ожидания. Опустилась, обхватила голову руками и занималась тем, что ругала себя последними словами. Доругалась до тех пор, пока мне вдруг не стал чудиться аромат Рамона. Тонкий, едва уловимый, но его я ни с чьим бы не спутала.

Он здесь сидел перед отъездом? Логичное предположение, но аромат не исчезал, а становился отчетливее. Тогда я вскинула голову и увидела истинного, идущего ко мне через зал. Точнее, уже подошедшего: пока я удивленно моргала, Рамон оказался на соседнем сиденье.

— Ты не улетел, — получилось с упреком. Но у нас с ним в последнее время без упреков не получалось общаться. — Почему ты не улетел? У тебя позже рейс?

Кровь ударила мне в лицо, и я почувствовала себя по-идиотски. Неужели он сказал мне неправильное время? Очередная ложь?

— Нет, — он качнул головой. — Пришлось пропустить наш коридор. До следующего, правда придется ждать два с половиной часа.

— Почему?

— Что — почему? Я услышал твой зов. Понял, что ты все-таки передумала.

Мы смотрим друг другу в глаза, так глубоко, что я не выдерживаю этого взгляда, отворачиваюсь. Гораздо проще смотреть на взлетные полосы. На серое, пасмурное, но бездождевое небо. Несколько месяцев назад мы улетели отсюда на острова, и я надеялась на все самое лучшее. А что сейчас?