– Нет, не беспокойся.

Беспокоилась ли она? Я смотрела на старшую сестру и гадала, что она собирается предпринять.

Ева поймала мой взгляд и, кашлянув, сказала:

– Полина, извини нас. Я очень сожалею.

Майя пододвинула ко мне блюдо с печеньем. У меня глаза защипало. Так они просто решили извиниться? Без злого умысла?

Ева потупилась и пробормотала:

– Я понимаю, сколько значит для тебя эта машина, и… я на эмоциях, не знаю, что и добавить еще.

Ева извиняется – это что-то нереальное! Я и не догадывалась, что она умеет это делать. И как бы мне ни было жаль мою машину и месяцы работы, я просто не могла не простить.

– Все нормально. Я починю, – сказала я.

Сестры с облегчением переглянулись и улыбнулись. Майя погладила меня по руке:

– Ты у нас умница.

Я покраснела от удовольствия. Я всегда очень ценила похвалу Майи.

Ева подула на свой чай и воскликнула:

– Я рада, что мы все выяснили! – И, глядя на Женю, добавила: – Сама не знаю, что на меня нашло! Просто когда я узнала, что ты целовалась с моим Тимкой, я так взбесилась… – и пояснила Жене: – Мы с Тимой в прошлом году встречались, а потом он ни с того ни с сего меня бросил. И тут выясняется… – Она театрально вздохнула и кивнула мне. – Ладно, проехали!

Женя покосился на меня:

– Разве тебе в прошлом году было не тринадцать?

– Тринадцать, – подтвердила Ева, – а Тимке почти семнадцать. И черт с ним, Жень, с этим парнем, мы же за Полину беспокоимся! В прошлом году – Тима, в этом ты… Просто однажды это может плохо закончиться. Но я повела себя как психопатка, нет бы сесть и поговорить за чаем…

Женя бросил на меня осуждающий взгляд, а потом его ладонь накрыла руку Майи. И тогда до меня дошло. Они не прощения у меня просят, а излагают Жене свою версию событий, в которой я, ветреная малолетка, вешаюсь на парней, как больная какая-то, и меня стоит лишь пожалеть.

Майя заметила, что я перестала есть.

– Полина, что, невкусное печенье получилось? – спросила она.

Я смотрела в ее светлое, родное лицо и едва сдерживалась, чтобы не заплакать. Все это ненастоящее. А я, глупая, стоило им извиниться, тут же простила. Мне стало так горько и противно от своей наивности, что дышать стало трудно.

– Вкусно, – едва слышно сказала я.

Они о чем-то втроем разговаривали, я не слушала, я думала… А когда Женя допил, спросила:

– Ну что, пойдем?

Он нахмурился, но даже не успел ответить. Влезли сестры:

– Поль, ну дай ты человеку поесть! – воскликнула Ева.

– Успеется! – вторила ей Майя.

– Давай завтра, Полина, – сказал Женя.

И по улыбкам обменявшихся быстрыми взглядами сестер я поняла: своего они добились. Это было не трудно. Как можно спокойнее я взяла чайник и подлила себе воды. Потом как будто между прочем обронила:

– Ты тоже, Ева, должна меня простить.

– За что? – изумилась Ева.

Я решила идти ва-банк.

– Ну… – сделала вид, что задумалась, – за Тиму… – Сестра поменялась в лице, а я продолжила: – Я тебя обманула, когда сказала, что Тима меня поцеловал… – И, прежде чем на лице Евы расплылась удовлетворенная улыбка, нанесла сокрушительный удар молотком по ее «машине»:

– Он не просто меня поцеловал. Мы встречаемся уже с год!

Выражение на лицах моих сестер было бесценно. Я поднялась и, шагнув к Еве, обняла ее. Затем, отступив, призналась:

– Как легко на душе! А то я не решалась сказать. Теперь я знаю, тебе давно на Тиму наплевать. И мы можем больше не скрывать наши отношения!

Оставив сестер и Женю в полнейшем потрясении, я бросилась в комнату, достала записную книжку. Но, как назло, страница с номером Тимы была вырвана. Сама же ее выкинула после того, как Тима бросил Еву.