Полузверь рыкнул на него, и Эрдан присвистнул.

- Эдак тебя повело-то, дружище… - и теперь заговорил со мной, сообразив, что полузверь отдаёт отчёт своим действиям, а не я его тут одурманиваю: - То есть он всё понимает? А остальные? Такие же?

- Не все, - отозвалась я и, поймав недовольный взгляд Нира на мою грудь, плотнее запахнула на себе халат.

Переодеться было некогда, так и ходила в изодранной, окровавленной одежде. Но на мой внешний вид Эрдану было плевать. А злиться на него за желание открыть глаза «бедному, обманутому мной полузверю» – смысл? Тем более я сама не понимала, почему он не стал мне мстить, почему продолжает ждать моей ласки и внимания. И делает это упрямо и осознанно, а не как животное, руководствующееся только инстинктами.

- Я думал, я один такой уникальный, - снова заулыбался Эрдан.

Вечно раздражает своей жизнерадостной натурой. Злится только когда что-то идёт не так или кому-то угрожает опасность. Мигом меняется, будто другой оборотень. Сразу собранный, серьёзный. А пока никаких эксцессов (видимо, его отпустило из-за того, что и я, и Нир оказались в порядке, он-то наверное уже решил, что тот мне горло перегрыз), вот и зубоскалит.

Вообще все эти ирбисы в большинстве своём именно такие – больше котята, чем коты. И хотя все такие своевольные, но вот точно как Нир, находят себе не то чтобы хозяйку, скорее – любимую игрушку, без которой не засыпают. И которую обязательно нужно много-много тискать и трогать. Единственный совершенно серьёзный и даже хмурый барс в прайде – это его глава. Вот тот улыбается раз пятилетку, и то по строгому графику и исключительно в большие праздники. Ну на то он и глава, конечно.

А к этим ребятам я уже попривыкла. После вечно злых и накрученных волков, ирбисы казались милыми и весёлыми. Хоть и ужасно наглыми, эмоциональными и импульсивными. Ну кроме тех, кто застрял в полутрансформации. Что от них ожидать – вообще никогда не знаешь. Чаще –злость и агрессия. Это в них звериные инстинкты бушуют.

Когда Нир попытался сесть, я ему не позволила, надавив на здоровое плечо. Тогда он демонстративно накрыл своей лапищей мою ладонь и принялся её наглаживать, бросая превосходительные взгляды на «соперника». Я едва удержалась, чтобы не закатить глаза. А Эрдан выставил вперёд пустые ладони:

- Я не претендую, брат. У меня всё своё. Вашего нам не надо.

В этом я тоже не сомневалась. Но не только потому, что давно уже дала ему антидот, а также потому что у всех в прайде мозоли на ушах появлялись от рассказов Эрдана о его семье. Не было ни одного, кто не знал, какая у него прекрасная, самая лучшая, самая добрая, самая замечательная жена. Иногда мне казалось, что даже без антидота он на меня как на женщину смотреть не стал бы. Уж очень зациклен на своей паре.

Коротко обсудив дальнейшие действия, Эрдан вновь оставил нас вдвоём, посоветовав запереться изнутри. Что я и сделала. Только после этого присела на кушетку рядом с Ниром. Он смотрел на меня и чего-то ждал. Извинений?

- Я не знаю, почему ты меня не ненавидишь, - призналась. - И не верю, что есть смысл просить у тебя прощения. Тем более… если это произойдёт вновь, я не признаюсь им, что ты – мне не брат. И именно поэтому я никогда не стану твоей… Это разрушит мою легенду. Но я рада, что ты жив и…

И он не дал мне договорить. Обхватил мой затылок своей ручищей и заставил склониться, продолжая прерванный Эрданом поцелуй. Может, не до конца понял, что я сказала? Но уточнить это удалось только спустя несколько минут, когда он отпустил меня, позволяя вдохнуть.