Мехлис действительно изрядно превосходил меня по званию, но полномочия по принятию кадровых решений в отношении руководства Крымского фронта получил именно я, а не комиссар. В мои военно-стратегические решения Сталин тоже недвусмысленно рекомендовал Мехлису не вмешиваться, оставив за ним дисциплинарные вопросы, морально-политическую подготовку операции и некий общий контроль за ее ходом, суть которого я до конца уяснить не смог, а сам Вождь конкретизировать свою мысль не стал.

В общем, банка с пауками получилась весьма качественная, и помимо чисто военных вопросов мне в ближайшее время со всей очевидностью предстояло решать множество проблем, связанных с маниакальной подозрительностью и непревзойденной мнительностью товарища армейского комиссара. Впрочем, плевать! Грядущие неприятности следовало встречать по мере их поступления. Я активировал режим дополненной реальности и развернул перед глазами виртуальную карту Крымского полуострова.

Картина, скажем прямо, вырисовывалась противоречивая. Сил у Красной армии и Черноморского флота, на первый взгляд, в Крыму было немало. На Керченском полуострове сосредоточились сорок четвертая, сорок седьмая и пятьдесят первая армии, имевшие в своем составе почти двести пятьдесят тысяч человек пехоты, шесть танковых бригад и два отдельных танковых батальона. Гарнизон Севастопольского оборонительного района насчитывал около ста двадцати тысяч бойцов и командиров, имел в распоряжении многочисленную артиллерию, включая береговые батареи крупных калибров, сорок семь танков и более сотни самолетов, базировавшихся на аэродроме, построенном в начале войны на мысе Херсоне́с. Черноморский флот располагал линкором «Парижская Коммуна», крейсерами «Красный Крым» и «Красный Кавказ», тремя дивизионами эсминцев, двумя легкими крейсерами, довольно внушительными подводными силами и значительным числом тральщиков, минных заградителей, небольших артиллерийских кораблей и катеров.

Казалось бы, силы внушительные, однако имелось несколько серьезных «но». Во-первых, конечно, авиация. Эта беда к началу сорок второго года только усугубилась. Потери начального периода войны сказались и на численном составе ВВС Красной армии, и, что не менее важно, на качестве подготовки пилотов. Слишком много опытных летчиков погибло в первые полгода войны, и быстро подготовить им смену оказалось совсем непросто. По тактико-техническим характеристикам немцы тоже пока превосходили почти все советские самолеты, и с этим нужно было что-то делать. Я и делал, но на внедрение новых технологий нужно время, а на войне, как правило, этот ресурс всегда в жесточайшем дефиците. Второй проблемой уже традиционно являлись снаряды. Артиллерии у защитников Севастополя имелось немало, причем артиллерии очень неплохой, но боезапас к этому зоопарку разнообразных артсистем был весьма скуден. В армиях Крымского фронта со снарядами было получше, но сказочного изобилия здесь тоже не наблюдалось, а вот у немцев и с артиллерией, и со снарядами все обстояло очень неплохо.

Еще меня сильно напрягали новые немецкие танки. Манштейн умудрился вытрясти из командования вермахта двадцать вторую танковую дивизию, укомплектованную этими неприятными машинами. Сами танки были все теми же «тройками» и «четверками», но вот их пушки стали теперь длинноствольными и при стрельбе подкалиберными снарядами сравнительно легко пробивали броню Т-34 и КВ. Наши танкисты об этом пока не знали, но Летра сразу обратила мое внимание на новое опасное оружие противника.