- Кто тут Ланской? – спросил он.

Я отозвался.

- Санников, я заберу этого рекрута? Взводный приказал к нему привести.

Ефрейтор кивнул.

- Пошли за мной, Ланской, - велел дежурный. – Когда войдёшь, не забудь представиться и помни, что к господину подпоручику нужно обращаться «ваше благородие».

- Есть, - коротко ответил я.

Подпоручик оказался полным мужчиной лет двадцати пяти. Он сидел за письменным столом, перед ним лежала зашнурованная папка. Я успел заметить, что на её обложке была моя цветная фотография.

- Ваше благородие, рекрут Ланской прибыл по вашему приказанию, - доложил я.

- Вольно, рекрут, - приказал он. – Итак, правильно ли я понимаю, что ты – один из представителей рода Ланских?

- Никак нет, - отрапортовал я.

- Странно, - подпоручик поморщился. – А в бумагах на тебя написано совершенно другое.

- Разрешите пояснить?

- Разрешаю.

- Я действительно происхожу из рода Ланских, но моя семья отреклась от меня.

- Не позавидуешь тебе, рекрут. Это больно, когда предают свои, - покачал головой офицер. – Здесь такого не будет. У нас всё по заветам Суворова: «сам погибай, а товарища выручай». Но позвал я тебя не ради этого. Твоя история была во всех газетах – ты убил пятерых человек, между прочим – героев войны, отставных военных…

Сердце ёкнуло. Твою ж мать, а ведь об этом я не подумал… Это ж из огня до в полымя. Что, если теперь на мне отыграются по полной?

- На твоё счастье, они были не из нашего батальона, а мы всегда держимся особняком. Мы - армия в армии, Ланской. Не гвардия, которая только и может, что взбивать пыль на плацу, не части, сидящие в тыловых гарнизонах. Мы – там, где жопа, Ланской. И я должен понимать, не выкинешь ли ты какой-нибудь фортель. Ты – первый из аристократов, который к нам попал. Пусть даже бывший, ошельмованный и лишённый магии…

Ошельмованный? В памяти всплыло, как это произошло. Треск сломанного клинка над обнажённой головой, сухие слова унизительного приговора, отчаяние, тоска, ощущение, как ушла сила…

«С этого дня ты – мещанин Ланской!»

Картинка была столь яркой, что я едва не застонал от душевной боли.

… но всё-таки представитель древнего рода, - продолжал, не обращая внимания на мои муки, офицер. – Поэтому сразу хочу тебя предупредить: забудь о прежних замашках, Ланской. Иначе очень о том пожалеешь.

- Есть забыть о прежних замашках, - ответил я.

- Молодец, соображаешь! – похвалил взводный. – Хотя, я не очень-то в это верю. Время покажет, рекрут. А сейчас, ступай назад. Круг-о-ом! Шагом марш!

Когда я вернулся, то застал своих, которые сидели за столами, очень похожими на ученические парты. Санников зачитывал какую-то брошюру – скорее всего, воинский устав. Голос у него был монотонным, неудивительно, что многие заклевали носом.

Через пару минут ефрейтор отложил книжку в сторону и недовольно покачал головой.

- Что-то вы совсем оху…ли, рекруты. Ни х…я не цените людской доброты… Вижу, по-хорошему ничего не получится. А ну – встать! – его голос загремел по всему учебному классу. – Выходим из кабинета и строимся в коридоре.

Мы с грохотом поспешили на выход.

- Значит, через голову информацию воспринимать ни хрена не хотим… Ладно, тогда то же самое, но через жопу и ноги! – сообщил ефрейтор.

Санников не обманул, устроив нам общий кросс по периметру части, причём бежать должны были строем и в такт его команды.

Если на первых трёх кругах наше отделение ещё могло её выполнить, то, чуть погодя, строй начал рассыпаться. Тогда нас остановили и заставили отжиматься, а потом снова отправили в забег.

Так повторилось несколько раз.