– У Хлои я замечаю подобные порывы даже сейчас. – Голос Лесли стал задумчивым. – В отличие от своей матери и меня, она не хочет быть актрисой – лучше водить грузовик. Видимо, таким способом девочка заявляет: она личность, такая, как есть, а не такая, как мы. С ее желаниями придется считаться.

– Мои родители никогда не считались. Наоборот, даже не сомневались, что со временем я перерасту свои желания. Если вы способны уважать желания дочери уже сейчас, когда ей всего шесть, значит, на родительском поприще вы преуспели. – Задумавшись об этом, Коко улыбнулась. – Мама хотела, чтобы мы обе появились на балу дебютанток. К тому времени Джейн уже заявила о своей ориентации и включилась в борьбу за права сексуальных меньшинств. Мама почти сразу отстала от нее, очевидно, побоялась, как бы Джейн не явилась на бал не в платье, а в смокинге. Зато одиннадцать лет спустя мама не отставала от меня, а я сказала, что лучше ледоруб в печенке, чем выезд на бал. Я была убеждена, что вся эта затея пропитана снобизмом и в корне неверна, что это пережиток прошлого, что на такие балы ездят лишь для того, чтобы найти мужа. В тот год на Рождество я укатила в Южную Африку, где помогала прокладывать канализацию в маленькой деревушке – на мой взгляд, это увлекательнее любого котильона. Мама долго бушевала, а потом полгода не разговаривала со мной. Отец был гораздо терпимее, но даже он не простил мне отчисления из школы права. По-видимому, у родителей имелись свои представления о нашем будущем. Джейн не вписывалась в них, но на это смотрели сквозь пальцы, потому что она добилась громкого успеха, а для родителей это всегда было мерилом всех достоинств. А меня слава никогда не прельщала и не будет прельщать, – заявила она так уверенно, что Лесли испытал невольное восхищение.

– Ваши близкие в конце концов ко всему привыкнут, – мягко пообещал Лесли, хотя после рассказов Коко уже начинал в этом сомневаться. И убедился, что она не из тех, кто будет всеми силами оправдывать чужие ожидания, даже если считает их ошибочными. Она верна себе и никогда не изменит своим убеждениям. Эта ее черта пробудила в Лесли глубокое уважение. – Кстати, мне нравится ваша акварель на мольберте. Смотрится умиротворяюще.

– Я редко рисую, – объяснила Коко. – А рисунки обычно раздариваю. Для меня это просто отдых, хобби, чтобы расслабиться.

Лесли получил очередное подтверждение, что его собеседница разносторонне талантлива, и порадовался за нее, мысленно пожелав скорее найти себя. Признаться, он завидовал ее свободному поиску. Порой он страшно уставал лицедействовать и чувствовал, как осточертело ему все это безумие.

Некоторое время они сидели молча, думая каждый о своем, пока наконец Лесли не задремал. Коко унесла обе чашки в дом и упаковала вещи, которые решила взять с собой в город, а когда вернулась на террасу, оказалось, что ее гость уже не спит.

– Здесь кто-нибудь купается? – спросил он, кивнув на берег. Солнце разморило его, он выглядел сонным и ленивым.

– Бывает. – Она улыбнулась. – Иногда акулы нападают на купающихся у самого берега, поэтому не всякий рискует войти в воду, а она здесь холодная. Купаться лучше в гидрокостюме. Кстати, если надумаете, у меня как раз есть гидрокостюм вашего размера.

Йен был ростом с Лесли, только шире в плечах и спортивнее. Его старые гидрокостюмы Коко по-прежнему хранила в гараже вместе с дайверским снаряжением. Она подумывала отдать их, но так и не собралась. Вещи Йена приглушали одиночество и тоску, казалось, что он не умер, а надолго уехал, но когда-нибудь обязательно вернется.