– Точно. Как я об этом не подумала.
– Для мисс Всезнайки – досадное упущение.
– Ты всегда такой говнюк? – выпалила Кэм. Без злости, скорее от бессилия.
– Нет, только по воскресеньям.
– Но ведь сегодня среда, – подал голос Мэддок.
– Именно. Значит, сегодня я еще далеко не говнюк.
Кэм покачала головой и устало сползла по стволу дерева, на которое опиралась.
Может, и есть где-то на отшибе Галактики рай, но нас пока в аду больше любят. И привечают, соответственно, тоже больше.
Кэм думала и об этой простой истине, и о более приземленных вещах, как то: стертая лямками кожа, ломота в спине, прилипшие ко лбу от пота волосы и комарье. Последние – вообще ненасытные заразы! И даже самый ядреный репеллент им нипочем. Одно слово – дикие, некультурные твари.
Она зыркнула на широкую спину Роя, мерившего своими длиннющими ногами инопланетную чащу. Пожалуй, ему-то все значительно легче далось.
Вертеть головой по сторонам, глазея на экзотическую зелень, желания не было. Но она, в смысле зелень, сама успешно справлялась со своей выставочно-ознакомительной функцией, так и норовя выставить ризоид зазевавшемуся путнику или ткнуть в нос слоевищем, отдаленно напоминавшим ветку.
Мэддок позади лишь хмыкнул, бросив озадаченно:
– Что-то подозрительно живая растительность вокруг…
Назвать то, что их окружало, деревьями, кустарниками и травой в обычном понимании язык не поворачивался. Нет, на пляже все выглядело вполне пристойно – терраформиаторы постарались на славу, придав прибрежной полосе вид эдема с белой полосой, которую целуют неспешные океанские волны, с шелестом жестких пальмовых листьев и с катящимися к воде перезрелыми кокосами. Но чем глубже в лес, тем девственная растительность все больше брала свое.
А вирт-указатели – по ним ориентировался негласный лидер их тройки, – свидетельствовал: топать надо именно в гущу. Лесную, событийную или в гущу неприятностей – это уже другой вопрос.
Красная стрелка вспыхивала, издевательски мигала, а потом гасла, указывая направление. Рой матерился сквозь зубы. Инопланетные кусты, напоминавшие то ли пресноводных гидр, то ли слишком активных полипов, схлопывали свои веточки-щупальца и вновь их распускали в каком-то странном ритме. Над головой же уходили ввысь и вовсе странные деревья. Их кора Кэм казалась больше всего похожей на кристаллизовавшуюся соль, ровным слоем покрывавшую весь ствол. Здоровенный такой ствол, в три обхвата. Из него торчали иглы в два человеческих роста как минимум и в кулак толщиной.
А еще эти то ли сопли, то ли лианы, от которых постоянно приходилось уворачиваться…
Поодаль топали остальные «счастливые» участники шоу. Дорога начала забирать вверх. Сначала подъем почти не чувствовался, но постепенно становился все ощутимее. Лодыжки заныли сильнее. Мат за спиной становился отборнее.
Только Мэду все было нипочем. Его задорная песенка: «Тот, кто ел арбуз, чуть быстрей играет блюз», – бесила сильнее, чем все комарье вместе взятое. Кэм держалась из последних сил, чтобы не рявкнуть. Как вдруг ее кто-то резко дернул сзади. И весьма вовремя. Перед самым носом просвистело то ли чье-то щупальце, то ли излишне прыткое растение с присоской.
Мэд, спасший ее от удушающих объятий этой гадости, в ходе маневра так и не перестал петь о музыканте, что так неудачно пытался совместить две свои страсти: саксофонную и гастрономическую.
Щупальце же, не получив поживы в девичьем лице, обиженно свернулось в клубок, а потом и вовсе прикрылось листьями.
– С-спасибо, – выдавила Кэм.
Мысленно она уже составляла список врачей, которых придется посетить после этого «замечательного отдыха на чудесном острове». Пока лидировал с явным отрывом психолог, причем искренне хотелось надеяться, что удастся отделаться им, а не психиатром; но логопед, устраняющий заикание, тоже мог рассчитывать на поживу. Хотя далеко и не надо ходить за ним. Вон он, в паре сотен метров позади. Можно просто подождать, когда сравняется с ними. Если только по пути никто или ничто не сцапает.