Скрипач дернулся, Ит тоже. Боль в плече стала на секунду настолько невыносимой, что Иту почудился треск разрываемых сухожилий. Он зашипел сквозь зубы, не в силах больше молчать, – и тут же получил ладонью по затылку. Попробовал наугад ткнуть куда-то в пространство правой рукой – и по руке, по локтю, пришелся второй удар.

– Заткнись… не ори, сука… и не рыпайся… попробуй только заорать, убью!

И буквально через несколько секунд все кончилось. Руку Скрипач так и не отпустил, но стало чуть легче. Скрипач снова намотал на кулак его волосы и заставил разогнуться – на это ушло секунд тридцать, потому что Ит все никак не мог справиться с болью в сведенных мышцах.

– Если ты обещаешь не орать, я отпущу руку, – предложил Скрипач.

«Если тебя насилует кто-то, кто сильнее, не оказывай сопротивления – это шанс, что тебя, возможно, оставят в живых».

Ит через силу кивнул.

Скрипач хмыкнул, но руку отпустил. Она повисла плетью, Ит непроизвольно вскрикнул и схватился за искалеченное левое плечо. Скрипач развернул его к себе лицом и с интересом посмотрел в глаза. Ит опешил еще больше – взгляд был участливый и серьезный.

– Нам надо поговорить, – как ни в чем не бывало, сообщил Скрипач. – Пойдем, присядем.

Все еще держа Ита за волосы, он доволок его силком до кровати и повалился на матрас, увлекая того следом за собой.

– Ложись поудобнее, – миролюбиво предложил он. – Ложись, ложись. В ногах, как говорится, правды нет.

«Что он еще… Господи, пожалуйста, пусть это кончится, – одной рукой удерживает зачем-то больную руку, а другой… может быть, хочет блокировать правую… наверно… – Господи, лучше бы мне никогда не выходить из комы, а остаться в ней навсегда…»

– Ты, конечно, говорить не захочешь. – Скрипач, по всей видимости, счел наконец, что его все устраивает. – Поэтому придется говорить мне. Придется – ведь нужно кое-что тебе рассказать, ты в некотором смысле не в курсе. А событий-то на самом деле было порядочно. Знаешь… когда ты это сделал, я же до дома дойти не успел. И повернуться тоже. Но даже так… это было в своем роде зрелищно. Чудовищная вспышка за спиной, и раскаленный ветер, у меня даже волосы обгорели на макушке. – Скрипач усмехнулся. – Я бросился обратно и увидел… там земля кипела, как лава в вулкане. Сейчас на этом месте, рядом с могилами, такое… как бы правильно сказать… черное стекло, проплешина где-то в метр толщиной и метров десять в диаметре. В общем, я туда кинулся, орал что-то… не помню, что именно. Народ появился не больше чем через три минуты, все тоже орут, спрашивают, что случилось, а я… у меня в голове была только одна мысль в тот момент – я его убил. В прошлой жизни чуть не убил, а в этой убил. Морис с Леоном, конечно, оказались в первых рядах – и с ходу определили, что был выход в Сеть и что все по классике – и пробой в поле, и подъем температуры практически до звездной… в общем, все, кто там был, в один голос сказали с уверенностью, что ты погиб.

Его правая рука скользнула по боку Ита, медленно проехала вверх и остановилась где-то на груди. Ит было напрягся, но рука больше не двигалась.

– Что я тогда чувствовал… нет, словами этого не передать, пожалуй. С неделю я там сидел, рядом с могилами и с этой проплешиной, в дом ходил только пить, да и то лишь когда про это вспоминал. Помнишь, Фэб когда-то рассказывал, что чувствовал и делал после смерти Гиры и экипажа? Ну так это было примерно то же самое, с той лишь разницей, что вместо него оказался я, и он, бедняга, конечно, в жизни своей ничего подобного тому, что я сделал, не делал. Через неделю я все-таки начал перебираться на ночь в дом, но только потому, что хотел умереть там, а не на могилах – такой вот странный бзик. Кто-то приходил, уходил… Атон, Эдри, Морис с Леоном… еще через пару недель Таенн из рейса вышел, к тому моменту с планеты уже, кажется, сняли карантин, и… а, ладно, это не важно. Таким порядком прошел месяц или даже больше, кажется. А потом…