– Ты друг Зазы? – спросил он, прищурившись.
Я откусил сыра с лавашем и кивнул.
– Заза был отличным парнем…
Я серьезно посмотрел в его черные глаза. И понял, что про смерть Зазы знают все, кроме его отца.
– Он очень сильно любил отца. И сделал главное – простил его. Он просто принял его таким, какой Акакий есть. А это большой поступок. На это немногие способны. Единицы, если на то пошло.
Он протянул мне бутылку с водой из источника. Я осторожно сделал глоток холодной воды. Весь оставшийся путь мы с водителем проговорили. В Тбилиси я приехал около полудня. У моей двери, на коврике, я нашел второе письмо от Зазы. Я сделал глубокий вдох, вошел в квартиру, поставил на пол гостинцы от отца Зазы и поспешно открыл письмо.
Такие же три мелко исписанных листка и фотография. На ней вновь Заза. Я впервые видел его таким умиротворенно спокойным. Он сидел на кресле-качалке с какой-то девушкой. Их ноги были укрыты сиреневым пледом. Заза смотрел в объектив и улыбался. Его рука крепко обнимала сидящую рядом за плечи. Девушка в объектив не смотрела. В руках она держала чашку, может, чая, может, кофе, а может, еще чего-то покрепче.
На Зазе были свитер и шарф. На девушке – какой-то вязаный кардиган. А на шее блестел красивый кулон в виде маленького ключа. На руках были черные перчатки с обрезанными пальцами. Она смотрела куда-то в бок и таинственно улыбалась.
Это был тот самый балкон, о котором Заза говорил мне в первом письме. На обратной стороне написана дата. Странно, день совпадал с тем днем, когда мы впервые с Мзекалой сильно поссорились. Был март, мы играли в боулинг с друзьями. Накануне Мзекала рассердилась на меня из-за какой-то чепухи и в тот день весь вечер раздражала меня, флиртуя с моими друзьями. Я разозлился и бросил ее в том боулинг-центре.
В пальто и ботинках я уселся на диван, краем глаза посматривая на фотографию. Вдохнув в легкие нужное количество воздуха, я принялся читать письмо.
"Привет, брат! Я уже соскучился, Токо! Хочу тебя поздравить. Ты сделал это. Взял отпуск и повидался с моим отцом. Я надеюсь, ты не слишком расстроился? Пойми, Ток, я не мог ему сказать. Он только обрел меня. Я знаю, может, со временем ему кто-то и расскажет. Если уже не рассказал… Но моих писем хватит еще лет на десять. Знаю, знаю, это так глупо. Так по-детски. Точно не по-взрослому. Но кому нужна эта нудная взрослая жизнь? И, Токо, друг, не смей меня осуждать. К счастью, ты не был на моем месте…
Ладно, давай не будем о грустном. Ближайшие годы Акакий Сария будет получать ежегодно по одному письму от меня и по одному подарку в день рождения. Прими это, как принимал все, что я творил, пока жил. Ведь не всегда найдешь объяснение тому, что, черт, так сильно хочется сделать в жизни.
Токо, я сейчас скажу ужасную банальщину: жизнь очень короткая штука. В моем циничном случае просто мегакороткая, просто непростительно, мать ее за ногу. Так что не слушай никого и всегда делай только то, чего хочешь именно ты, а не кто-то другой. От чего глаза сверкают и в животе приятно. Да и ты плохого не захочешь, поверь! Я знаю тебя, как облупленного.
А теперь налей себе бокал вина, которое подарил тебе мой отец. Оно шикарное. Он хранил его для меня. И послушай, что я тебе расскажу".
"Жуткий провидец", – подумал я и отложил письмо. Снял с себя всю одежду, забросил в стиральную машину и включил ее. Потом надел на себя домашний спортивный костюм. В холодильнике было пусто. Я налил привезенного из Гурии вина и положил на поднос остатки хлеба с сыром. Усевшись на диван, еще раз внимательно взглянул на Зазу с незнакомкой на фотографии. У нее был прямой и немножко крупный нос, чувственные губы и красивые глаза. Из-под пледа выглядывали ноги в джинсах и кедах.