На обратный курс они тогда ложились под завесой тропического ливня. Больше Зоя туда не рвалась.

– Крокодил не ловится, а кокос растет, – улыбнулась она.

Но сейчас вдруг захотелось вернуться на этот остров, но вместе с Глебом. С ним и на краю света было бы хорошо. И в Антарктиде бы она не замерзла, если бы он согревал ее там своим присутствием.

– Ты это серьезно?

– На отца блажь нашла. Он даже домик там поставил.

– Домик?

– Летний, без удобств.

– Бамбуковые стены, тростниковая крыша, – улыбнулся Глеб.

– Да нет, не тростниковая, обычная… Но там жить невозможно.

– Почему?

– Говорю же, без удобств.

– А зачем дикарям удобства?

– Дикарям? – Зоя завороженно посмотрела на Глеба.

Да, было бы здорово нарядиться в купальник из пальмовых листьев и прыгать с ним вокруг костра. Интересно, какое у него копье?

Зоя резко отвернулась от него, чтобы он не увидел, как заливается краской ее лицо.

– Ты бы хотела?

– Отстань!

– А я бы зажег… Тропический остров, пальмы, прекрасная Пятница…

– Это ты про Катю?

– Я же сказал, у Кати свой остров.

– Поэтому ты решил залезть на мою пальму?

– Это был сарказм? – Он посмотрел на Зою глазами учителя, который дает записному лоботрясу последний шанс на исправление.

– А если да?

– Но про пальму мне понравилось…

– Хочешь залезть? – спросила она.

– А ты? – Он не отводил от нее глаз, и Зоя снова залилась краской.

Но на этот раз она не отворачивалась.

– Насчет пальмы не знаю, но я уже точно куда-то влез, – сказал Глеб.

Он вдруг потянулся к ней, приближая лицо. Зоя запаниковала, подумала о том, что нужно отпрянуть от него. Но ее, напротив, потянуло к нему. А когда губы соприкоснулись в жадном поцелуе, она забыла обо всем.

События развивались со стремительностью скоростного поезда. Но дух на виражах почему-то не захватывало. Иван предложил руку и сердце, но Инна почему-то восприняла это как должное.

Она знала, что Некрасов четыре года оплакивал свою жену, отказавшись от соблазнов и удовольствий, которые могла подарить ему богатая жизнь. Он даже дал себе обет безбрачия и никого к себе не подпускал. А ей чертовски повезло, она смогла повернуть вспять эту реку, совершила невозможное, причем в самый короткий срок. Радость была, но дух не захватывало. Возможно потому что не любила Ивана.

Не любила, но согласие дала. Это произошло в ресторане, красиво, при свечах. Он был весь такой торжественный, да и она блистала, как бриллиант в перстне. Который он ей подарил. Сама была в восторге от собственного блеска.

– Теперь ты моя невеста, – сказал он, восхищенный, но вместе с тем и напуганный собственной смелостью.

– Это прелюдия к чему-то более важному? – усмехнулась она.

– К свадьбе, – кивнул он.

– А поближе?.. Я же вижу, ты чего-то хочешь.

– Да нет, не хочу… – Он отвел в сторону глаза. – Просто я подумал…

– Смелее.

Он кивнул и, собираясь с духом, посмотрел ей в глаза.

– Если ты моя невеста, ты могла бы жить в моей квартире.

– В квартире?

– Домой я тебя пока привести не могу.

А в городе у меня квартира, четыре комнаты, обстановка…

– Я согласна.

Инна решила не ломаться. Не стоит перегибать палку, которая и без того стонет от возникшего в ней напряжения. Три недели длятся их отношения, а они даже ни разу не целовались. Некрасов, конечно же, понимал, что Инна набивает себе цену. Но молчал. И даже сделал предложение. От которого глупо отказываться.

И ключи от квартиры она примет. И от машины тоже. Но в постель с Иваном ляжет не раньше, чем в первую брачную ночь.

В возвышенном смысле секс – есть единение душ. С точки зрения химии – цепочка химических реакций. Экономист мог бы назвать эта слиянием и поглощением. Но в любом случае секс – это секс. И таинство это оставляет в душе такой же яркий след, как, например, святое причастие. След этот не вытравить из памяти. Особенно, если это в первый раз. И по любви.