Это неофициальная новость. Скорее идея новости. «СомПаБой» не верит, но «Кхамчанх» возражает, что это правда, что он слышал это от человека, чья сестра замужем за исанским пограничником из тайской армии. Поэтому мы цепляемся за соломинку. Надеемся. Строим предположения, откуда эти люди, гадаем, не могли ли, вопреки всему, среди них быть наши родственники: брат, сестра, кузина, отец…
Час спустя я закрываю планшет. Нет смысла читать дальше. Это лишь бередит воспоминания. Глупо тревожиться о прошлом. Лаосской ПДР больше нет. Мечтать о том, чтобы все было иначе, – только растравлять рану.
Портье за регистрационной стойкой «Новотела» ждет меня. Служащий отеля с ключом провожает меня до частного лифта, и тот возносит нас в затянутые смогом небеса. Двери открываются в маленькую переднюю с крепкой дверью из красного дерева. Служащий заходит обратно в лифт и уезжает, а я остаюсь в этом странном шлюзе. По-видимому, охрана Кулаап изучает меня.
Дверь из красного дерева открывается, и улыбающийся чернокожий мужчина – на сорок сантиметров выше меня, с мускулами, которые извиваются, словно змеи, – жестом приглашает меня внутрь. Мужчина ведет меня в святая святых Кулаап. Здесь жарко и влажно, почти как в тропиках, повсюду журчат фонтаны. Квартира наполнена музыкой воды. Я расстегиваю воротничок. Я думал, тут будет кондиционер, и теперь задыхаюсь. Почти как дома. А потом я вижу ее – и теряю дар речи. Она очень, очень красива. Жутковато стоять перед человеком, который живет в фильмах и музыке – и которого ты ни разу не встречал во плоти. Она не столь великолепна, как в кино, но в ней больше жизни, больше присутствия – фильмы не могут этого передать. Я складываю руки и подношу ко лбу, приветствуя ее.
Она смеется, берет меня за руку и пожимает по-американски.
– Вам повезло, что вы так сильно нравитесь Марти, – говорит она. – Я не люблю интервью.
Я едва могу лепетать.
– Да. У меня всего несколько вопросов.
– Нет-нет, не стесняйтесь! – Она снова смеется и, не выпуская моей руки, тянет меня в гостиную. – Марти рассказал мне о вас. Вам нужно поднять рейтинг. Когда-то он тоже мне помог.
Она наводит ужас. Она моя соотечественница, но приспособилась к этому месту лучше меня. Кажется, ей здесь комфортно. Она двигается иначе, иначе улыбается; она – американка с легким оттенком нашей культуры, но без корней. Это очевидно. И почему-то я испытываю разочарование. В фильмах она такая сдержанная, а теперь падает на диван, вытянув перед собой ноги. Никакой застенчивости. Мне стыдно за нее, и я рад, что еще не установил камеру. Она задирает ноги на диван. Я шокирован. Она замечает выражение моего лица и улыбается.
– Вы хуже моих родителей. Такой наивный.
– Простите.
Она передергивает плечами.
– Не тревожьтесь. Я полжизни провела здесь; я здесь выросла. Другая страна, другие правила.
Я смущен. Стараюсь не захихикать от напряжения.
– Я только задам вам несколько вопросов, – говорю я.
– Вперед.
Она усаживается перед моей видеокамерой. Я начинаю:
– Во время мартовских чисток вы были в Сингапуре.
Она кивает.
– Верно. Мы заканчивали «Тигра и призрака».
– Какова была ваша первая мысль, когда это случилось? Вы хотели вернуться? Вы были поражены?
Она хмурится.
– Выключите камеру.
Я подчиняюсь, и она с жалостью смотрит на меня.
– Так вы кликов не заработаете. Старая революция никому не интересна. Даже моим фанатам. – Она резко встает и кричит в зеленые джунгли своей квартиры: – Террелл?
Появляется чернокожий гигант. Улыбчивый и смертоносный. Нависает надо мной. Он ужасен. В фильмах, которые я смотрел в детстве, были такие