Кстати говоря, Айра Хайман – не только замечательный исследователь, внесший огромный вклад в наше понимание ложных воспоминаний, но и очень разносторонний и располагающий к себе человек. Раз уж мы о нем заговорили, вот небольшая викторина. Закончите предложение: Айра Хайман…

а) посвятил свою первую научную статью группе Beatles;

б) танцевал в балете;

в) терпеть не может соленое;

г) все вышеперечисленное.

Разумеется, правильный ответ – г). И мы любим его за это.

Итак, давайте вернемся на шаг назад и поговорим о нейробиологической природе памяти и о физиологических причинах того, почему воспоминания из раннего детства так легко искажаются. Когда ученые говорят о развитии памяти – о том, как наша память меняется с возрастом, – они, как правило, отдельно рассматривают изменения в кратковременной и долговременной памяти. Кратковременная память – это мозговой механизм, способный удерживать небольшие отрезки информации в течение короткого времени. Очень короткого времени – всего каких-нибудь 30 секунд. Например, когда мы находим чей-то телефонный номер и, пока не наберем, раз за разом повторяем его в так называемой фонологической петле, мы пользуемся своей кратковременной памятью.

Этот механизм не выдерживает больших нагрузок. Со времен эпохального исследования, опубликованного в 1956 г. Джорджем Миллером из Принстонского университета[6] (входит в число самых цитируемых научных публикаций), принято считать, что мы можем удерживать в рабочей памяти семь плюс-минус два элемента. Другими словами, в зависимости от наших личных способностей к запоминанию и от нашего психического состояния возможности нашей памяти могут быть ограничены или расширены до способности одновременно удерживать пять или девять элементов соответственно. Эту вариативность нетрудно заметить: когда мы сильно устаем, возможности нашей кратковременной памяти сводятся практически к нулю.

Утверждение Миллера о магическом числе семь подверглось сомнению: в опубликованном в 2001 г. исследовании Нельсона Коэна из Миссурийского университета[7] говорится, что, возможно, на самом деле мы способны одновременно удерживать в памяти лишь четыре элемента. Но принцип остается тем же – мы можем сохранять в кратковременной памяти лишь несколько вещей в каждый конкретный момент и лишь в течение 30 секунд.

В обсуждениях, касающихся кратковременной памяти, часто всплывает понятие «рабочей памяти». Этот термин обычно относится к более общему теоретическому построению, занимающемуся вопросом, насколько подвижной является информация, которую мы удерживаем в уме во время решения определенных задач. Кратковременная память, как правило, считается одной из составляющих рабочей памяти. Содержательные различия между этими терминами и особенности их использования могут иметь большое значение для исследователей, но в данном контексте я буду использовать их как взаимозаменяемые синонимы.

Кристиан Тамнес и его коллеги из Университета Осло в Норвегии[8] исследовали развитие рабочей памяти у людей в возрасте от 8 до 22 лет. В работе, опубликованной в 2013 г., они делают вывод, что изменения в определенных частях мозга взаимосвязаны с улучшениями рабочей памяти. В частности, по их мнению, развитие так называемой лобно-теменной нейронной сети в мозге напрямую связано с совершенствованием кратковременной памяти. Результаты этого исследования показали, что кратковременная память человека тесно связана со способностью синхронизировать мыслительную деятельность высшего порядка (лобная доля) с работой органов чувств и использованием языка (теменная доля) и что эта способность улучшается с возрастом. Чем лучше развиваются связи между этими отделами головного мозга, тем легче нам становится удерживать разные элементы в кратковременной памяти.