– Одну минутку. Постойте пока здесь. Я сообщу хозяину, – кивнул дворецкий. – Позвольте ваши рекомендации?

– Вот, вот они! – тут же опомнилась я, протягивая дворецкому бумаги.

По ступеням спускалась пожилая женщина в темном платье. Сама она была образцом чопорности. От нее пахло строгостью и нравоучениями. Только скромная брошь украшала ее воротник. Скромный пучок с проседью, зализанный до такого состояния, что оттуда не торчала ни единая волосинка, придавал ей образцовый вид. Она не была красива. Ее даже сложно было назвать милой. Черты лица ее были грубоватыми, тяжелыми, небольшие черные глаза из-под темных нахмуренных бровей смотрели на меня внимательно.

– Добрый вечер, – улыбнулась я.

– Добрый, добрый! – произнесла женщина грудным, чуть низковатым голосом, осматривая меня с ног до головы с тщательностью рентгена. “Я тебя насквозь вижу!”, – твердили мне черные колючие глаза.

– Меня зовут Иди Холмс, – улыбнулась я, стараясь не капать зонтом на пол. – Я увидела объявление в газете, что по этому адресу требуется няня. Скажите, а много претенденток на это место?

Арт к главе

Я старалась, чтобы мой тон звучал как можно любезней.

– Три. Не считая вас, – заметила женщина, чуть нахмурив брови.

– Ого, – выдохнула я, пытаясь скрыть волнение.

Целых три няни! И тут я. Я начала нервничать. Мне срочно нужно попасть в этот дом.

– Я вас обнадежу, – заметила женщина. – У вас большие шансы. Те три няни не устраивают господина генерала.

– А вы не могли рассказать мне о семье Моравиа? – спросила я, в надежде узнать побольше перед встречей с хозяевами.

– Господин генерал не женат. Впрочем, я уверена, что однажды он обзаведется семьей. Я вас сразу предупрежу. Девочка приемная. Он взял ее на воспитание, и относится к ней как к родной дочери.

– А что известно о родителях девочки? – спросила я, стараясь унять свое сердце. Дочка! У меня дочка! – Они умерли?

– Лучше бы, наверное, да, – заметила женщина. – Мы не знает о ее отце, но знаем, что ее мать – легкомысленная бессердечная и ветреная особа, которая, родила ребенка, видимо, не от мужа, и чтобы скрыть позор, тут же сдала ее в приют. Думаю, господин генерал вам сам об этом расскажет. А пока что, пройдемте. Он ждет вас. Меня зовут миссис Кэрриган. Я – экономка в этом доме.

О, боже мой! Это я – бессердечная, легкомысленная и ветреная? Откуда такие сведения? Или, быть может, это не моя дочь? Противоречия раздирали меня, но я решила во что бы то ни стало увидеть ее.

– Вы идете? – спросила мисс Кэрриган, оглядываясь. Она двигалась так, словно у нее под юбкой были не ноги, а колесики.

– Да, да, – поспешила я, поднимаясь по лестнице.

Мы повернули, а я ступила на роскошный паркет, начищенный до почти зеркального блеска.

Мои глаза бегали по коридору. Одна из дверей была приоткрытой, а я не удержала любопытства и украдкой заглянула. За приоткрытой дверью, я увидела роскошную гостиную с огромным камином. На пушистом дорогущем ковре во всю комнату лежала кукла, а рядом краски. От чего белый ковер местами приобрел пятнистые вкрапления. Во многих аристократических домах детям не разрешают играть на дорогих коврах, чтобы их не испортить. А здесь я видела отчетливые разводы краски.

Сердце вцепилось в эту куклу, словно пытаясь собрать все, что связано с девочкой.

– Вы идете? – спросила мисс Кэрриган – Господин генерал не любит, когда кто-то опаздывает. У него железная дисциплина.

Я поспешила к двери. У меня уже сложился в голове образ бравого военного средних лет с суровым взглядом, резким тембром голоса, парочкой боевых шрамов на лице и крепким армейским словцом. Суровый, как климат на севере, непоколебим, как скала, пахнущий порохом и табаком.