Она переводит на меня взгляд и осуждающе качает головой.

— Тебе вредно волноваться, — изрекает, — отдыхай. Позже поговорим. — Делает шаг в мою сторону.

Кажется, вжимаю голову в плечи — если она решит поцеловать меня в лобик, я заору. Но Изабелла вовремя останавливается.

— Отдыхай, — повторяет строго. — Ужин скоро принесут. — И решительной походкой выходит из комнаты.

Теперь позволяю себе стукнуться головой о спинку кровати.

***

Заправляю постель, собираясь отправиться на завтрак. Вечером ужин мне принесла мать Нины, выглядела бледной и запуганной, в разговоры вступать не пыталась, только поставила поднос и ушла. Да и я после общения с Изабеллой не горел желанием с кем-либо беседовать.

Что с ней? За кого она меня принимает? Хотя о чем я? Изабелла относится так ко всем, ее главный жизненный принцип: существует одно единственное верное мнение, и это мнение принадлежит ей. Что при этом думают и чувствуют другие — мало что решающий фактор.

Быстрый стук, а затем дверь приоткрывается, и в комнату заглядывает Гай.

— Привет, — удивленно здороваюсь. Помнится, в прошлый раз он топтался под дверью, ожидая разрешения войти.

Мальчик заговорщически оглядывается в коридор и только потом входит, притворив за собой дверь.

— Привет, — запоздало здоровается. — Мама считает, ты при смерти.

Закатываю глаза.

— Она сильно преувеличивает.

— Ага, — понимающе кивает. — Есть у нее такая привычка. Так что, если заболел, лежи, пей лекарства и не спорь.

Улыбаюсь, глядя на него. Из его уст строгость матери кажется вполне нормальной, ведь все дети не любят лечиться. Но только Изабелла забывает, что я-то давно не ребенок. Она опоздала со своей заботой. Лет этак на семнадцать.

— Я подвернул ногу, — говорю.

Гай смотрит удивленно.

— И все? — не верит.

Развожу руками.

— И все.

— Тю! — Теперь смотрит как на полного идиота. — Тогда ты дурак, что она об этом узнала. Я никогда не говорю ей о мелочах, иначе начинает носиться, будто мне оторвало ногу.

Смеюсь. В точку, именно так Изабелла вчера и носилась.

— И надолго она теперь зарядилась? — спрашиваю.

Дергает плечом.

— Смотря как с работой. Будет свободна — пиши пропало. Будет занята — отстанет быстро.

Нехорошо желать своей матери проблем на работе, но, кажется, это мое единственное спасение.

Гай, не ожидая приглашения, плюхается на край кровати, болтает ногами в воздухе.

— Ты не думай, — говорит неожиданно серьезно. — Мама хорошая. Она просто… — Хмурится, пытаясь подобрать подходящее слово, но не преуспевает. — Такая.

Хмыкаю.

— Уже не ревнуешь?

Мотает головой из стороны в сторону.

— Не-а. Мы с ней поговорили, все хорошо.

Удивленно приподнимаю брови. Ну надо же. Мнение младшего сына таки имеет для Изабеллы значение, и она снизошла с ним поговорить, а не отдать приказ.

Рад за Гая, не завидую и не ревную ни капли, хочу смотаться отсюда.

— Пошли, — тороплю, берясь за ручку двери, — уже почти восемь.

— Мама сказала, тебе принесут завтрак в постель, — предостерегающе напоминает мальчик. — Если мама сказала…

— Ты совершенно прав, — соглашаюсь. Что бы ни было между мной и Изабеллой, в жизни не скажу о ней ничего плохого перед братом. — Поэтому нужно поторопиться, пока его не успели сюда доставить.

Гай предвкушающе щурится, впервые напоминая мне мимикой мать.

— Мама будет в бешенстве.

Нет, он ее определенно не боится. И это дает мне надежду, что есть в Изабелле что-то человеческое, чего я до сих пор не увидел.

— Я извинюсь, — обещаю.

Кажется, мой ответ его удовлетворяет. Гай спрыгивает на пол и спешит к двери.

— Тогда я вперед? — Оборачивается ко мне. — А то мне влетит, что не сдал тебя.