И сейчас началось то же самое.

Я еще ничего не сделала, а он уже меня обвиняет. Уже ставит себя выше меня. И мне хочется плакать, почти рыдать, а еще лучше ударить его за то, что он вообще существует на свете и мешает мне жить дальше.

Жить так, как я хочу, без чувств к нему. Я избавилась от них. Осталось только убедиться.

И сейчас, чтобы убедить себя и его нужно сохранять абсолютно без эмоциональное выражение лица. Школа актерского мастерства, в которой я училась два года, мне в этом поможет.

— Хорошо.

— Хорошо? — а он чего ждал? Истерики? Колкостей? А и может остроумия?

— Хорошо. Я не буду врываться в вашу спальню посреди ночи.

— Вот и договорились.

Я уже хочу зайти в свою комнату, принять душ и отключиться. Ноги после тренировки гудят ужасно, но его рука снова меня тормозит, взяв за плечо и коснувшись кожи руки. И дико надеюсь, что он не заметил дрожи, что подняла на ней волоски.

— Лена.

— Ну что?! Мы так и будем стоять на пороге! Я устала. Хочу есть и спать.

— Я просто хочу убедиться, что не обидел тебя. Порой мы думаем, что чувства…

— Все, Кирилл Сергеевич, достаточно. Никаких чувств, о которых вы так смело рассуждаете, не осталось.

— Может ты прекратишь выкать, — злится? Надо же. А я всегда была уверена, что он не умеет вообще проявлять эмоций. Иногда мне казалось, что я все детство восхищалась манекеном, влюбилась в робота, который улыбался так редко, что я забыла как выглядят его зубы. А теперь он злится. Что – то новое.

— Не прекращу. Вы меня старше, умнее, опытнее, как же я могу вам тыкать? Да, у меня было к вам влечение, да я по неосторожности его высказала, но это в прошлом. И вам не стоит опасаться, что я снова вторгнусь в ваше личное пространство, как сейчас вы вторгаетесь в мое.

Его рука резко сжимается в кулак, отпуская мое плечо, но навсегда оставляя печать, как осталась на груди, когда он ее коснулся.

— Ну раз так, тогда волноваться нам не о чем.

— Не о чем, — киваю я и вхожу наконец в квартиру, где мне тут же на руки прыгает Йорик. Я цепляю его поводком и хочу выйти, на проход заговораживает Кирилл. И еще так близко встал, что я вижу очертания мышцы под его рубашкой. Шагаю назад, чтобы не ощущать запаха, который кажется в меня въелся.

— Ты куда?

— Гулять! — и тут я замечаю другой запах. Легкий отголосок, но похоже Йорик дел натворил.

– Там уже темно.

— А мне не десять лет. Отойдите с дороги.

— Не десять, но лучше ты вымоешь пол, на который твоя псина нассала, а я с ней так и быть пройдусь.

— Вы? — сложно представить, как этот педант с иголочки будет ходить и убирать за Йориком.

— Не беси, — забирает он поводок, снова меня коснувшись. И коротко взглянув мне в глаза.

— Кирилл Сергеевич. Только не забудьте убрать какашульки. Пакетики в рулетке.

Он на мгновение сжимается весь, но не оборачивается, а только сильно хлопает дверью.

Стоило ему выйти, я выдохнула. Обняла себя руками и прикрыла глаза. Два года. Два года я его не видела, не слышала его бархатный голос, не смотрела в голубые, как два озера, глаза. Два года выдирала из себя чувство, которое он откинул как ненужный мусор. И сейчас лишь подтверждает то, что сказал мне, глядя в глаза: я ему не нужна. И не стану нужна никогда.

Вот теперь и думай, а может я зря затеяла эту проверку для себя. Может стоило оставаться на расстоянии. Но Давид потребовал, чтобы я хотя бы на неделю осталась здесь с Кириллом, а спорить с Давидом я не привыкла. Он помог мне в детстве, оплатив многомиллионную операцию. Стал мужем моей сестры и по сути моим отцом. Самым лучшим, какой только может быть. Его подвести я не имею права.