– То есть вы признаете, что ваш дед набросился на нашего товарища?

Дальше последовала долгая пауза и растерянный голос хозяйки переспросил:

– Що?

Сева аккуратно выглянул из-за угла. Возле хозяйского домика собралась небольшая толпа: тётка Оксана стояла на резном крылечке, растерянно прижимая руки к груди, а перед крыльцом выстроились трое – тот самый молодой серьёзный полицейский и ещё двое то ли в военном, то ли в охотничьем камуфляже.

– Ну как же! – сказал один, поправляя на носу дымчатые очки. – Человек зашёл к вам в кафе, а вы на него накинулись, да ещё и гнали через всё село, так что он вынужден был броситься под колеса!

– Напали, выходит, на нашего товарища ни за что ни про что! – Гнусавый в восторге хлопнул себя ладонями по коленям.

– А… що він гранату дістав?[14] – растерянно спросила хозяйка. – Це тепер можна – гранату з собою носити, мов яблуко яке?

– Я уверен, что вы его спровоцировали. У него просто не осталось выхода. – Очкарик тонко улыбнулся. – Надо же было как-то защищаться.

– Чуешь, Никитос! – Гнусавый толкнул полицейского локтем. – Что стоишь – хватай! Тут их целая банда, на людей нападают!

– А нічого, що він мене вдарів, та дівчині з дитиною погрожував?[15] – завопила разгневанная хозяйка.

– Это только ваши слова. Он же гранату не бросил, наоборот, это ваш дед её бросил – подверг опасности жизнь людей, ай-яй-яй! – Очкарик укоризненно покачал головой.

– Во! Так что забирайте ваше заявление, а то ещё неизвестно, кто тут самый виноватый! – объявил гнусавый.

– Тобто як це – забирайте? – Оксана всплеснула руками. – Він дідуся побив, а нам заяву забрати?[16]

– Он ваш защитник! Вокруг такое количество опасных асоциальных элементов. Цыгане, например…

– Доки він не з’явився, на нас ніхто не нападав![17]

– Подслушиваешь? – прошелестело над ухом у Севы.

Не вздрогнуть было сложно – сердце враз подскочило к горлу, и его пришлось аккуратно сглотнуть, чтоб вернуть на место.

– Конечно, подслушиваю. В моем возрасте, если не подслушивать, ничего интересного не узнаешь, – ответил Сева. И наконец медленно повернул голову. – А у вас тут интересные дела, Пал Андреич. Гранаты, люди какие-то… странные.

Старика он смутил. Этому Севу Кисонька научила: если уж на чём попался, веди себя так, чтоб окружающие стеснялись, что тебя застукали! Впрочем, оправился старик быстро:

– Хлопец твоего возраста должен девчатами интересоваться! Или вон рыбалкой! А тут мы уж сами разберёмся. – И он направился к сгрудившейся у крыльца толпе… легкомысленно, как женщина – сумочкой, покачивая охотничьим дробовиком.

Собравшиеся у крыльца люди враз смолкли.

– Слышь, дед… – после недолгой паузы спросил гнусавый. – Чего ты тут с ружбайкой прогуливаешься?

– Так чернику собирал! – с наивной доброжелательностью ответил старик, предъявляя заполненную ягодами тяжёлую корзину.

– И шо – она отстреливалась? – пробормотал гнусавый.

– Сева! Сев, ты где?

Вовка, звонко шлёпая вьетнамками, пронёсся по обсаженной цветами дорожке, взмахнул зажатыми в кулаке щёткой и тюбиком пасты, выкрикнул:

– Папа уже байдарку накачивает! А ты чего мокрый такой – душ брызгается? – И не дожидаясь ответа, скрылся за дверью.

Сева с досадой поглядел вслед младшему брату: ну вот наорал, теперь и не услышишь… А зачем, собственно, слушать? Сева вдруг понял, что футболка и треники у него и правда влажные, в каплях, а дождевик он снял и зажал под мышкой, чтоб не шуршал, когда подслушивать будет!

– Рррефлексы проклятые! – злобно пробормотал он, шагая обратно к домику. – Привычки, чтоб их! Нет уж, на фиг, на фиг, у меня отпуск…