– Мы же договорились решить это по результату.

– Да, но интересно же… Признайся, ведь у тебя уже есть что‑то на уме. И что ты задумал?

Игрок белыми пожал плечами:

– Я пока не решил.

– И правильно, – усмехнулся его соперник. – Все равно в этот раз выиграю я. У меня в этой игре явное преимущество. И, между прочим, я, в отличие от тебя, уже знаю, чего хочу. Есть одна неплохая идейка… Как насчет Апокалипсиса?

– Погоди со своими идеями! – строго осадил игрок белыми фигурами. – Ты еще не победил. Кстати, сейчас твоя очередь.

– Ну что же, раз так…

И тот, кто играл черными, вновь склонился над доской, обдумывая следующий ход.

Лучи заходящего солнца золотили верхушки скал и мраморные колонны, украшавшие великолепное здание дворца, которое возвышалось над остальными домами в долине, как кипарис возвышается над кустарником. Там, на площади перед дворцом, кипела жизнь: погонщики гнали скот; торговцы на базаре подсчитывали дневную выручку; мальчишки шумно и весело играли в бабки; женщины, став парочками или кучками, болтали, пересказывая друг другу последние сплетни; знатные люди неторопливо шли по своим важным делам, сопровождаемые рабами, которые несли за ними опахала и стулья – на случай, если господину станет жарко или захочется присесть. Раздавались крики, громкие голоса, ржали лошади, мычали волы, блеяли козы, где‑то играла музыка… Но до юноши, стоявшего высоко над долиной, на уступе скалы, эти звуки доносились издалека, приглушенно; вокруг же слышалось лишь пение птиц да шум листвы, которой играл принесший легкую вечернюю прохладу зефир. Юноша в белоснежной тунике до колен и сандалиях с высокой шнуровкой был здесь совершенно один, но при этом он почему‑то разговаривал вслух и делал это так живо и горячо, что случайный наблюдатель, если бы таковой оказался здесь, счел бы его безумцем… И, возможно, был бы не так уж и не прав, поскольку безумие и страсть, как известно, находятся в близком родстве.

– Прошу тебя, умоляю!.. Ну покажись мне еще раз! Хоть на миг – и ты сделаешь меня счастливейшим из смертных!

Очевидно, невидимый собеседник возражал ему, но юноша был настойчив и не собирался отступать. Его просьбы становились все отчаяннее, голос звучал настолько умоляюще, а лицо выражало столь преданную любовь, что это не могло не вызвать сочувствия. При взгляде на бедного юношу дрогнуло бы даже самое суровое сердце – а тот, точнее та, к кому он взывал, жестокосердием совсем не отличалась. И через некоторое время на скале, в тени высоких деревьев, послышался легкий вздох, малоотличимый от шороха ветра в листве, и нежный голос произнес:

– Ну хорошо, Икар… Будь по‑твоему.

Лицо юноши просияло.

– Ты осветила мою жизнь счастьем, подобно божественному огню, который принес людям титан Прометей! – воскликнул он.

А на узкой горной дорожке, между двух больших камней, вдруг возникли очертания женской фигуры и стали медленно проявляться, становясь все яснее и яснее… И вот уже перед Икаром стояла юная прекрасная девушка. Ее длинные волнистые волосы лились золотым потоком и спускались ниже колен, бледно-голубое одеяние было скреплено на плечах крупными серебряными застежками, а за спиной виднелись два больших белоснежных крыла.

Юноша отступил на пару шагов и залюбовался своей возлюбленной.

– Как ты прелестна, как восхитительна! – восторженно восклицал он. – В одной тебе соединились мудрость Афины, изящество граций и красота Афродиты! Какое это блаженство – снова видеть тебя! Как я счастлив!

Однако девушка не разделяла его радости, лицо ее выражало глубокую печаль.