– Так а где ты живешь-то?

– Щапова знаешь?

– Как не знать? Недалеко отсюда.

– А дом зеленый на самом верху припоминаешь?

– Это который с высоким крыльцом, что ли?

– Он самый! – обрадованно отозвался старик. – Вот в нем я и живу.

– Знатный домина! Это сколько же ты краски извел?

– Много! Хочу, чтобы меня красота окружала. А потом, ведь ко мне покупатели важные заходят, должны видеть, что у меня не халупа какая-то. Тогда и уважения будет больше.

– Тоже верно. А с кем ты живешь? С детьми да внуками, наверное, в таком большом доме?

Дмитрий Лукич в сердцах махнул рукой:

– Дети, конечно, есть, трое их у меня! Но все разбежались. Со старухой век коротаем. Не нужны мы им. Приходят, только когда им копеечка потребуется.

– Хорошо, отец, обязательно загляну, – пообещал Хрипунов.

На том и распрощались.

– Вы давно уже должны были подойти ко мне, – недовольно посмотрел доктор Усачев на Хрипунова. – Сразу после госпиталя. Почему пришли только сейчас?

– Голова очень сильно болит, Николай Олегович. В госпитале рекомендовали обратиться к вам. Я уже не военнослужащий, и помочь мне они не могут.

– Ясно… Значит, вы говорите, что голова у вас частенько болит?

– Именно так. Бывает, что раскалывается, буквально на стенку лезу.

Доктор Усачев притронулся к голове Хрипунова и пощупал затылок, потом помял пальцами лоб. Взяв молоточек, попросил:

– Посмотрите сюда.

Василий посмотрел на биток, обтянутый черной резиной. Доктор медленно приближал его к переносице, и он, почувствовав в висках сильнейшую боль, не в силах совладать с ней, слегка застонал.

Николай Олегович сел за свое рабочее место, положил молоточек на стол и принялся что-то быстро писать в карточке. Хрипунов внимательно наблюдал за его белыми пальцами, не знавшими физического труда.

– Вы помните, как получили контузию?

Хрипунов поерзал на стуле.

– Помню, как снаряд разорвался… Что-то сверкнуло неподалеку, а потом темнота. Потерял сознание. Когда очнулся, как будто бы с того света вернулся. Голова буквально на части раскалывалась! Нечеловеческая боль! Помню, что рвало меня очень сильно.

– Кровь была? – по-деловому спросил Усачев, посмотрев в упор на Хрипунова.

– Была… Изо рта, из ушей сочилась. А потом, еще жидкость какая-то была… Гноем каким-то плевался!

– Подозреваю, что это была спинномозговая жидкость. А что было с конечностями после контузии? Они двигались?

– Поначалу даже пошелохнуться не мог, думал – хана мне! А потом ничего… Как-то разработалось. Руки только плохо слушались, а потом и это прошло. Вроде бы в норму пришел.

– Я с вами категорически не согласен, – строго произнес доктор, глядя в глаза Хрипунову. – Вам нужно серьезно лечиться. Знаю, что многие воспринимают контузию как нечто легкое и относятся к ней даже пренебрежительно. Дескать, ноги и руки целы, значит, все в порядке. Но в действительности если вы не будете лечиться, то ваше здоровье будет только ухудшаться. Вас могут ждать очень серьезные осложнения в будущем.

– Но ведь я в госпитале лежал, – возразил Хрипунов, – вроде бы подлечили.

– Это госпиталь… Где много раненых. Вас просто поставили на ноги, а вот лечение вы уже должны получать в мирной жизни. Разве вам об этом не сказали? – удивленно спросил доктор.

– Что-то такое говорили… Но я не особенно думал об этом.

– Так вот… Я вам предлагаю продолжить лечение прямо сейчас, для начала выпишу подходящие для вас препараты. – Взяв бланк, он быстро заполнил его и протянул Василию. – Отнесете в аптеку, вам все это дадут.

– Николай Олегович, как-то не привык я лечиться. – Хрипунов взял рецепт.