Я оказался в огромной комнате… даже скорее зале. Высокие белоснежные своды убегали высоко вверх, огромные окна украшены затейливыми витражами. Солнечные лучи острыми клинками врывались в комнату, окрашиваясь в багровые, синие, желтые тона и, роняя на пол радужные капли, танцевали на роскошной лепнине, скользили по вмурованным в стены колоннам и в истоме замирали на античных статуях. Редкие образчики старинной мебели сиротливо жались друг к дружке, дабы не потеряться в бесконечном пространстве, заполненном игрою света.

Я даже оглянулся, чтобы убедиться в реальности маленькой пыльной комнатки, из которой только что вышел. Разница была настолько ошеломляющей, что я ощутил себя маленькой девочкой Алисой из старой детской сказки. Эта мысль и вернула на землю: я иронично усмехнулся. Хвала небу, я не девочка… да и не ребенок давно. А вот насколько давно, так и не вспомнил. Тут же дала о себе знать головная боль.

Скорчился и снова потер виски. Еле дополз до старинного кресла с изогнутыми ножками и плюхнулся в него, не обращая внимания на протестующий скрип изысканной аристократической мебели, которую я только что осквернил прикосновением грязных растянутых штанов пролетариата. Рядом находился изящный столик, на котором гордо сверкал гранями хрустальный графин в окружении пузатых стаканчиков. Я наклонился, вытащил белую пробку и понюхал янтарную жидкость. Алкогольный дух почти нокаутировал меня, заставив закашляться. Виски. Что же, сойдет. Я щедро плеснул спиртного в стакан, хлебнул. Пустой желудок мгновенно скрутило. Отодвинув стакан, я согнулся в кресле и застонал. Еле сдерживая рвотные позывы, внимательно смотрел на густой ворс шикарного ковра. Впрочем, я так и не испортил его яркие краски. Через минуту спиртное подействовало, тело окутала теплая истома, спазмы прекратились. Облегченно вздохнув, я откинулся на спинку и вновь поднял стакан.

Сколько любовался переливами витражных плясок, вряд ли смог бы сказать. Но графин я уже ополовинил. Боль растворилась в мутном духе дорогих спиртов, пустота в голове прекратила гудеть. Я перестал пытаться вспомнить, кто я такой. Мне и так было хорошо. Даже голод не донимал и только изредка ворчал. В ответ я в очередной раз заливал его порцией виски, и он вновь засыпал, словно пьяный мужик под забором.

Цветные столбы в воздухе обрели яркость и глубину, потом начали прятаться от моего блуждающего взора по быстро темнеющим углам. Было ли это пьяным бредом или действительно наступал вечер, я не понимал. Веки налились свинцом, рука медленно легла на прохладный стол под тяжестью стекла. Шелковая обивка кресла приятно скользила по шее… или это я постепенно сползал на пол? Статуи в углах оживали, воспользовавшись бегством солнечной радуги. Они обретали лунный блеск, дробились на более мелкие образы, меняли местоположение. Может, это те самые кролики, один из которых подло заманил маленькую девочку в огромную яму? Тогда куда они зовут меня? Хотелось посмотреть, но я не смог даже пошевелиться. Тогда мое собственное тело приподнялось и полетело навстречу пушистым комочкам. Путаясь в комках шерсти, обжигаясь о струи радуги, отбиваясь от взбесившейся мебели, я летел в огромную яму… или это большой туннель? Тогда впереди должен быть свет. Но свет лишь вокруг меня. Или во мне? А кто это — я? Меня давно уже нет…

9. Глава 8

Кострома 5 сентября 2007

Открыл глаза, сон еще преследовал меня, яростно вгрызаясь в память. Приснится же! Правильно говорят: сны — отражение реальности. И эта история, к гадалке не ходи, явно отражение того, что сейчас со мною и происходит. Звон повторился снова. Я же проснулся! Хватит ужастиков…