О том, что вечер пойдёт не по плану, я понял в тот момент, когда от Егора пришло ещё одно сообщение.

«Почти у тебя. Ты где?»

«Сам как думаешь?» – хотел ответить в начале, а потом понял, что его вопрос вполне резонный.

В любое время суток я могу быть где угодно, и даже учёба не показатель моего местонахождения.

«В университетской столовке», – в итоге печатаю.

«Понял. Минут через пятнадцать выходи».

Хмыкаю и убираю телефон в тот момент, когда глаза Тохи, копающемся в пабликах «Контакта», становятся размером с блюдца.

– О-о-о, чувак, ты никогда не догадаешься, на чью дочь ты глаз положил!

Хмурюсь, не понимая – потому что если я что на что и клал, то точно не глаз – но друг протягивает мне свой смартфон; на экране я вижу смазанную фотку Фиалки, которая стояла рядом с нашим ректором. Перелистываю и вижу ещё одну – на которой он... целует её прилюдно в лоб, и удивлённо присвистываю: охренеть, у нашего Цербера дочь есть?

– Чёрт, я думал, он закоренелый холостяк. Ну, тогда мне сам Бог велел за ней приударить.

Тоха с Димоном обмениваются такими взглядами, по которым я понимаю, что сейчас будет очередная лекция.

– Ты уверен, что стоит проворачивать такие штучки с единственным ребёнком нашего ректора? Такой «трофей» тебе потом просто так с рук не спустят.

– Никто ничего проворачивать не собирается, – глухо ворчу, потому что тема разговора мне совершенно не нравится. – Сделаем всё так, чтобы она сама меня кинула, когда придёт время. Пусть будет уверена, что это был её собственный выбор – и переспать со мной, и расстаться.

– Ох, дружище, – прихлёбывает Димон чай из кружки с таким видом, будто там, по меньшей мере, «Хеннесси». – Сдаётся мне, пожалеешь ты об этом.

– Язык прикуси, – советую. – И сворачивайте лавочку – щас Егор подъедет.

– Ништяк, – поигрывает бровями Тоха. – В кои-то веки оттянемся, а то хоть волком вой.

Не сдержавшись, хмыкаю: помню я, как в прошлом году на мой день рождения Корсаков упился до усрачки и бегал по двору ресторана с веником между ног, крича, что его зовут Блум[1].

Так что да, будет тот ещё вечерок.

Кидаю взгляд на часы и понимаю, что надо потихоньку двигать к выходу; парни откланиваются и сваливают к своим девушкам, а я выхожу на улицу как есть, в драных джинсах и футболке, потому что куртку кинул в аудитории, а идти за ней было впадлу и некогда. Пока иду к воротам, в кармане вибрирует телефон, на экране которого отображается номер отца. Желания поднять трубку нет ни в одном глазу, но если не отвечу сейчас, он будет доставать меня весь день.

– Мне нужна помощь сегодня, – слышу вместо приветствия.

Ну, кто бы сомневался, что он звонит по другой причине...

– Отлично, а я здесь при чём? Найди себе лакеев, которые будут бегать за тобой и при этом не чувствовать отвращения.

– Разве я не говорил тебе, что при разговоре с родителями нужно вести себя почтительно? – слышу угрозу в голосе.

– Никогда от тебя ничего подобного не слышал, – усмехаюсь. – Ты вообще мало участвовал в моём воспитании. В отличие от матери...

– Не смей упоминать о ней! – рявкает трубка, и я роняю смешок погромче.

– А вот об этом ты, кажется, упоминал, но я решил не слушать.

– В общем, так – вечером в ресторане «Севен-Элевен» состоится важный благотворительный вечер, который мэрия устраивает для сбора средств онкобольным детям. Мне наплевать, какие у тебя были планы на сегодня: в девять вечера ты должен быть там, иначе можешь забыть про своё финансирование с моей стороны.

Чёрт, с козырей пошёл... Сейчас я не могу разбрасываться деньгами – не тогда, когда каждый рубль откладывался на покупку квартиры; придётся временно наступить на горло своей гордости и сделать так, как он хочет, иначе мать так и будет гнить на задворках жизни.