– Уходи, аббат! – прокричал он. – Здесь я судья! Нечего тебе вмешиваться!

– Это один из моих детей, убитый тобой, Беро д'Апшье. Я пришел забрать его. А это твой Бог, распятый тебе подобными. Бей, если осмелишься, но затем ищи лес такой густой и местность такую дикую, чтобы спрятать там свое преступление и свой позор, ибо проклят ты будешь на земле и на небе до скончания веков! Иди! Приблизься! Чего ты ждешь?.. Присмотрись повнимательнее! У меня в руках золото, то самое, которое ты так любишь и за которым пришел. Тебе стоит только руку протянуть… Тебе стоит только поднять свой длинный меч, которым ты так ловко орудуешь.

Оставив трех монахов снимать труп и укладывать его на носилки, что было не так-то просто из-за топорщившихся стрел, бесстрашный аббат двинулся по направлению к лагерю с высоко поднятой дароносицей. По мере того как он приближался, старый бандит вдруг странно съежился, как великан, превращенный в карлика. Он дрожал, как лист на ветру, и показалось даже, что он вот-вот уступит древним тайным силам, пришедшим к нему из туманных времен детства, и преклонит свои колени, задеревеневшие от ревматизма и высокомерия. Но за ним стояли теперь его сын, его бастард и Жерве Мальфра. Самолюбие одержало верх над боязнью потустороннего мира, к которому его неминуемо вел возраст.

– Уходи, аббат, – повторил он снова, но уже голосом, в котором слышалась усталость. – Уноси своего монаха. Ночью все кошки серы. Он уже был мертв, когда мы поняли, кто он такой. Но не думай, что я раскаиваюсь. Мы еще встретимся, и тогда у тебя в руках не будет Бога, за которого ты прячешься.

– Он всегда со мной, и я всегда могу за него укрыться, ибо руки мои ежедневно касаются Его Тела и Его Крови! Даже если тебе Он не виден, Он со мной, так же как и с этим мирным городом, который ты хочешь разрушить.

– Разрушить его? Нет! Я хочу сделать его моим, и он будет мой!

Но аббат Бернар уже не слушал его. Как мать, которая старается защитить свое дитя, он повесил золотое солнце себе на грудь и поддерживал его. Теперь он возвращался к немому городу, следившему за всей сценой, затаив дыхание.

Медленно монахи с носилками вошли в ворота. За ними следовал аббат, который молился, свесив голову к своей священной ноше. Потом город закрылся снова.

За стенами никто не проронил ни слова, но как только монахи оказались в городе, как только упала решетка, раздались радостные восклицания, вздохи облегчения и победные крики.

– Стреляйте, госпожа Катрин! – прошептал Жосс. – Вы держите этого бешеного пса на кончике стрелы! Стреляйте и освободите нас от него!

Но молодая женщина вздохнула и с сожалением покачала головой.

– Нет. Аббат мне бы этого не простил. Беро не осмелился его тронуть. Если он еще страшится Бога, может быть, он откажется от мысли нас уничтожить. Дадим ему время подумать…

– Подумать? Его люди голодны и жаждут золота. Они пойдут до конца. Если вы думаете, что они отступят, вы ошибаетесь, госпожа Катрин. Говорю вам, они нас атакуют.

– Что ж! Пусть атакуют! Мы сумеем им противостоять.

Однако приступ в тот день не состоялся. Беро д'Апшье употребил все время на то, чтобы обложить город. Все утро люди Монсальви видели, как враги медленно забирают их город в кольцо, просачиваются между скалами и густыми зарослями кустарника, ставят посты на дорогах, разбивают новые палатки и зажигают новые огни.

Катрин оставалась на крепостной стене почти весь день. Сопровождаемая повсюду Жоссом Ролларом и Николя Барралем, она обходила замок по дозорной галерее, осматривала башни и посты, проверяла крепость балконов с бойницами, запасы камней, стрел, дров, оружия и инспектировала посты будущего сражения.