О, как хотел тогда Зеркальщик ее раздобыть! Как жаждал! Вероятно, он ее даже видел, но не понимал, что перед ним его мечта; отец говорил, что выводил ее в свет и люди не узнавали в ней куклу. Она точно была как живая.

Тогда Зеркальщик сделал свой последний и отчаянный ход - напал на отца. Они передрались, и отец пришел домой окровавленный, без сил. Он тогда и наложил на меня заклятье, чтобы я не помнила, где он спрятал свою мастерскую. Кукла… она исчезла. Может, осталась в запертой мастерской. Может, ушла в люди. Я ни разу не видела ее ни до, ни после. Я не знаю, как она выглядит, не знаю даже девочка это или мальчик. Отец умер; а Зеркальщик до сих пор охотится на нее.

- Ах, так вот зачем им необычные  сердца, - пробормотал Тристан. - Ищет то самое…

- Или хочет открыть секрет, Тристан, - серьезно проговорила Софи, глядя на него своими больными, блестящими глазами. - Секрет бессмертия - вот что разгадал мой отец. Подумайте только; если научиться делать такие сердца, сколько можно прожить! Кем можно стать, унаследовав от магического сердца вложенные в него таланты! Вероятно, вас приманили, чтобы…

Она испуганно охнула, но Тристан криво усмехнулся.

- Не переживайте за меня, - ответил он. - Были времена, когда я это сердце сам предлагал всем желающим, да только удержать и носить его не мог никто, кроме меня. Ваш отец крепко его в меня вшил, а я стал немного сильнее и проворнее, чем в былые времена. Так что я уж постараюсь его не потерять!

***

Софи впала в беспамятство.

Она иногда приходила в себя, когда инквизитор касался ее, поднося к губам горячее питье, и тогда комната немного менялась.

В первое ее пробуждение она увидела на столе ворох книг, притащенных Густавом. Юный помощник смущенно приглаживал смоляные волосы, а Тристан склонялся над старыми пыльными страницами.

Во второе ее пробуждение ночь спустилась на землю, в окнах было темно. Тристан сидел в кресле у камина, закинув ногу на ногу, куря трубку и листая записки ее отца. Его алые глаза вспыхивали так же ярко, как тлеющий уголек в его трубке, серый дым вился над его белоснежной головой, как невидимые связи, протягивающиеся между  разными людьми сквозь века.

В третий раз Софи проснулась от негромкого пения струн. Тристан перебирал длинными пальцами струны гитары,  те вибрировали и пели что-то чарующими низкими голосами.

- О, - произнесла она тихо. - Этого в моих видениях не было. Как вы лечите меня - было, а что играете - нет.

- Чем-то надо занять себя, коротая ночь, - ответил Тристан. - Вам лучше? Я вынул все осколки, промыл вашу рану и заговорил ее. Она почти затянулась, но магия… надо подождать, чтобы она рассеялась.

- Немного лучше, - ответила Софи.  

- Значит, к вам вернулись ваши способности? Вы стали получать видения чаще?

- Да, - ответила Софи и смущенно спрятала лицо под краешком одеяла. Тристан хмыкнул и лишь качнул головой, догадываясь, какого сорта видения снова посетили девушку, но смолчал.

- Спойте мне, Тристан, - попросила Софи вдруг, глядя, как Тристан снова склоняется над инструментом.  - Я, конечно, не ваша возлюбленная… я знаю, вы пели только тем, кого любили… но все же. Хотелось бы послушать. Говорили, вы хорошо поете. Жаль, отец умер, и записи о вас прервались. Читать было интересно. Как о рыцарях древности.

Тристан исподлобья глянул на Софи и чуть качнул беловолосой головой:

- Хорошо. Спою.

- Вы часто любили?

- Влюблялся часто. Любил - нет. Пожалуй, только дважды в жизни. Но серенады пел я чаще.

Софи помолчала, слушая тихие слова старинной серенады, которые Тристан, припоминая, бормотал себе под нос.