– А ты, солнышко мое ясное, изволишь сомневаться в чистоте предлагаемой МНОЮ сделки? Или, мать твою, считаешь невыгодной?

– Сережик…

– Э-э-э-э. Постой. Я, стало быть, послушно прыгаю с бубном, шляюсь по банкам, как олень с бумажками бегаю, а ты, милая моя, солнышко лесное, задний ход даешь?

– Сереженька…

– А. Малая цена не устраивает. Понимаю. Так я прямо сейчас объявляю о том, что повышаю цену на двадцать процентов. По твоему своевременному совету, – подчеркнул он.

– Да ты что?! – шепотом вскричала риелтор.

– …а лучше тридцать пять. Отличная круглая сумма. Что, я пошел?

– Серенький, нет. Остановись. Помилуй. Не надо, – горячо попросила она, делая такое движение, как будто собираясь пасть на коленки.

Повернувшись так, чтобы случайному наблюдателю не было видно этой перемены, он бережно, но очень крепко подцепил ее длинными пальцами под челюсти – фактически за горло.

– Тогда заткнись и не задавай глупых вопросов, – процедил он, умудряясь одной стороной лица скалиться волком, другой – вежливо улыбаться покупателям. У него вообще было удивительно эластичное лицо, на котором, как на табло, отображалось все, что бы он ни говорил.

Когда покупатели вернулись к ним, то увидели лишь дружески общавшихся риелтора и продавца, который, улыбаясь, давал любезные пояснения:

– Здесь, как можно легко видеть, почти шестьдесят квадратов, кухня девять и полноценный раздельный санузел. Для «вторички» в доме семьдесят пятого года постройки, согласитесь, большая редкость.

– Да уж, богатая хатка, – кивнула женщина.

– Это индивидуальный проект, реализованный для союзного Министерства обороны. Смотрите, какие потолки, – он поднял длинную руку, – без двадцати сантиметров три метра.

– Тут ремонт нужен, – флегматично вставил мужчина, грузный, с висячими усами и маленькими сытыми глазами.

– Полагаю, для вас это не проблема, – вежливо предположил хозяин, – ну а приложить руки ко всему приходится. Вы с маткапиталом берете?

– Да.

– Тогда тем более. Тут в шаговой доступности гимназия и лицей, одних развивающих центров штук десять. Два метро в шаговой доступности – «ВДНХ» и «Алексеевская». Ну-с, мы договорились?

– Почему так дешево? – прямо осведомилась дама.

– Могу поднять, – любезно ответил он.

– Нет, я просто…

– Послушайте, уважаемая, – уже не чинясь, прервал Сергей, – вот жилплощадь, вот гендоверенность, мне поручено продать ее как можно скорее. После ухода жены…

– Извиняйте.

– Спасибо. Она меня бросила.

– Тю, – с некоторым недоумением протянула женщина. Она уже успела осмотреть и оценить вообще все – мебель «мейд ин соцлагерь», тахта, увязанные тома подписных изданий, роскошные, но старомодные шторы, обилие ковров и прочие атрибуты возрастных дам, вплоть до едва заметного аромата типа «Мажи нуар» – и потому не грех было и удивиться. Сколько же лет было этой ветреной кокотке, бросившей тридцатилетнего симпатичного мужчину?

– Ничего, с этим вполне можно жить, – любезно, хотя и суховато ответствовал он, – в любом случае я желаю как можно скорее покинуть этот дом, в котором изначально мы были так счастливы. Собираюсь вернуться на родину.

– Да? – удивилась покупательница, которая с семейством проделала как раз обратную операцию. – А вы, не извольте гневаться, откуда будете?

– Я с Поволжья, – кратко ответил хозяин.

«Вот так так. Приезжий. Квартира не его, – соображала покупательница, все более и более удивляясь, – получается, тетка-москвичка бросила не только его, но и свою собственную жилплощадь. В Москве, да еще в двух остановках до центра. Странновато все это. И хлопчик-то на вид вроде ничего себе…»