– О, вот так... хорошо… – раздалось над моей головой одновременно с мокрым и совершенно определенным скольжением в ложбинке между двумя полушариями груди. – Не хочешь ртом… кончу тебе между сисек…

Рука пригнула меня еще ниже – так, что почти положила щекой на твердый, рельефный живот с той самой умопомрачительной полоской курчавых волос, на которую я засмотрелась ранее. Крепко прижав мою нависающую в такой позе грудь к эрегированному члену мужчины.

Изобретательный, гад!

Побрыкавшись пару секунд, я поняла, что все бесполезно, и постаралась расслабиться, от скуки принявшись считать толчки, сопровождаемые короткими, матершинными ругательствами и хриплыми стонами.

А через секунд десять продолжила считать, но уже по другой причине – сбить вдруг накатившее возбуждение. Потому что если Донской почувствует, что соски мои вдруг затвердели от трения о его вспотевший живот, об эти замечательные, напряженные «кубики», я этого точно не переживу…

Хорошо, что ему было не до этого.

– Сожми… сожми грудь руками… – по тому, как изменился его голос, я поняла, что уже скоро. И сделала то, что он приказывал – просто, чтобы это скорее закончилось. – Ох, твою ж мать…

Сдавленно замычав, Донской толкнулся финальные пару толчков, доставая мне до самого подбородка, и кончил во второй за сегодня раз, полностью залив мне грудь со вздернутым наверх лифчиком.

Внезапно ослабев, я распласталась по его телу, вздрагивая и пытаясь успокоить разгорающийся жар внизу живота.

Пару минут стояла тишина, нарушаемая лишь нашим тяжелым дыханием. Словно успокаивая, он перебирал мои волосы – уже не давя рукой, просто гладя меня по голове, как хорошего, послушного щенка. Довольный и, наконец, (вроде бы!) удовлетворенный.

А потом, словно издалека, пробивающееся сквозь бурю крови в ушах, я услышала самое страшное за сегодняшний день.

Настойчивый, но пока еще вежливый и аккуратный, стук в дверь.

***

– Матвей Александрович! Вы сильно заняты? – осторожный голос секретарши говорил, казалось в самую замочную скважину. Не исключено, что глаза секретарши были там же.

– Очень занят! – неожиданно бодрым голосом ответил декан, одной рукой пытаясь заправиться и застегнуть рубашку.

Я отбежала от него, схватил с пола свой джемпер и заметалась в поисках чего-нибудь вроде салфеток. Нашла и кинулась вытирать следы нашего безумия.

Потом принялась помогать Донскому освободиться, за что тут же была схвачена за задницу, и помощь закончилась втискиванием меня в полуголый торс Матвея Александровича. Рот мой снова атаковали, грудь мяли свободной рукой…

Боже, он сейчас опять возбудится…

– Матвей Александрович! – от двери снова позвали.

– Занят! – рявкнул он, задирая мою ногу себе на бедро и тяжело дыша в шею.

Нет, мы так далеко не уйдем… Мозги опять поплыли, под толкающейся в меня ширинкой выростал объемистый бугор.

– Вы извините, конечно… Но Ольга Владимировна просила до вас достучаться… Говорит, вы плохо себя чувствовали…

Черт! Я попробовала выпутаться из цепких объятий декана – не получилось. Тогда, стараясь не обращать внимания на его губы и пальцы, сама принялась развязывать ремень, снимать его с батареи, расстегивать манжету и, наоборот, застегивать пуговицы спереди рубашки Донского…

– Ай! – освободившаяся вторая рука тут же нашла себе применение, оттянув мою голову за волосы и предоставляя декану лучший доступ к моему телу. Меня дернули, уложили спиной на пол… Горячие губы схватили через джемпер сосок… Я выгнулась, кусая запястье, чтоб не вскрикнуть…

– Матвей Александрович!

Да блииин! Я уже сама готова была зарычать на нее.