— Веди меня! — снова оценив свой вид, я кивнула служанке и поплыла следом за ней. Тугой корсет и длинная юбка в пол рождали очень необычные ощущения. В таком платье само собой получалось идти прямо, гордо подняв голову и держа осанку.

Мы шли по длинному коридору. Ковер и шуршащее платье скрадывали стук каблуков. Картины в помпезных рамах проплывали мимо, но я едва обращала на них внимание. Громко бьющееся сердце, несмотря на всю кажущуюся решимость, горячей волной гнало кровь, звоном отзываясь в висках и заставляя чуть подрагивать руки.

Если Реодор и мог обмануться, то родной отец вполне может распознать самозванку.

Вот и мраморная лестница на первый этаж. Широкая, с белыми перилами, и красным ковром, бегущим вниз. Я в нерешительности остановилась.

Там внизу, в просторном светлом холле под яркой хрустальной люстрой, играющей разноцветными переливами под солнечными лучами, льющимися из высоких окон, стояли двое. Рослую фигуру, в темной одежде воина я сразу узнала — Реодор.

Второй же, приземистый и кряжистый, широкоплечий мужчина в вышитом золотом бордовом камзоле, должно быть отец Элеи. Зеор Бирнард, если я правильно помню.

Оба они оборотились ко мне, едва я начала спускаться. Под их пристальным взором было непросто держать равновесие, и я то и дело боялась упасть и скатиться откормленным колобком прямо под ноги мужчин.

«Я колобок, колобок. Я от дедушки ушел, и от бабушки ушел, а от тебя, Реодор, подавно уйду», — мысленно пробормотала я и тихо хихикнула, чем еще больше напрягла ждущих мужчин.

— Я рад, что предстоящая церемония больше не пугает тебя, — сказал зеор Бирнард, ощерив в ухмылке крупные зубы под мохнатой щетиной черных усов.

«А чего мне бояться фотографирования?» —подумала я, а вслух сказала, скромно опустив глаза: — Я готова.

— Я буду ждать на условленном месте, — сухо сказал Реодор и решительно, не оборачиваясь, зашагал к выходу.

— Элея… — проводив его взглядом, зеор Бирнард повернулся ко мне. Я стиснула руки, ожидая трогательное напутствие. Ведь не каждый день его дочь становится в первый раз драконом. Это должно быть очень знаменательное событие, и любой отец чувствовал бы гордость и волнение в такой день.

— Элея, — повторил зеор Бирнард, — ты должна радоваться, что Реодор обязан мне жизнью. Никто не женился бы на тебе. Еще когда ты трепыхалась в утробе своей матери, я знал, что дело нечисто. Падение моей дорогой Фиолы в Срединное болото не обошлось даром. Я знал, что ты уже не моя дочь. Проклятие пустошников коснулось и плода. Но твоя мать умоляла меня поклясться не убивать ребенка. Я не мог отказать ей…

С каждым произнесенным словом его лицо становилось темнее, словно наполнялось черной болью и злостью, плескавшейся в его душе. Кончики губ опустились в едва сдерживаемом презрении и отвращении. Я, дрогнув, отступила.

— А сейчас ты полетишь и, как хорошая девочка, примешь свою судьбу, чтобы более не позорить память своей матери, — продолжил зеор Бирнард. — И если ты проговоришься, то Реодор тебя не помилует. Помни, что делают со вселенцами в чужие тела.

И он сделал жест, словно стер что-то в порошок и развеял по воздуху. Я впечатлилась. На секунду вообразила, что зеор Бирнард догадался про попаданку, а потом до меня дошло, что его слова как-то связаны с некими пустошниками. Как хорошо, что я не сразу призналась. Поди докажи, что я не верблюд, то есть не пустошник, а простая девчонка с другого мира.

Мы вышли через главный вход с узорчатыми витражными дверями и оказались на большой зеленой лужайке. Я готовилась увидеть средневековый двор, мощеный камнями, дорогу, ведущую к массивным воротам, но ничего такого не было.